Волжане (СИ)

— Этот товар, батюшка, нам нужен, а потому сей грабеж на Оке бьет по нашей с тобою мошне. И весомо. Самое ценнее из привезенного я, к примеру, не торгуясь, скупил на корню. Доспехи чешуйчатые, зеркала стеклянные, в коих можно себя целиком разглядеть… Именно разглядеть, а не мутную тень увидеть! Стекло превеликое, что готовы они готовы поставлять дешевле, чем иные наши мастера, да такое прозрачное, что улица сквозь него видна и людишек разглядеть можно! Про железную посуду, скобяные товары и ткани я даже и не говорю, сам можешь выйти на Бабин торг завтра поутру и убедиться что качество отменное! Так что пошлины те дорожные нам как-то убирать надо, нечего Святославичу в Муроме мошну за наш счет набивать… Но и это не главное!

— А что же тогда? — остановил Мономах свою неторопливую поступь по начищенным доскам покоев.

— А то, что ты этих ветлужцев знаешь. И воеводу их и ближника его, что самолично сюда прибыл. Служили они у тебя, батюшка, еще в Переяславле. В дружине твоей состояли и даже отмечены тобой были. А еще люди говорят, что под их началом ныне тысячи ходят! — Мстислав мрачно оскалился и добавил. — И как раз в тех самых бронях, коими ты так восхищался! И союзники у них есть, что у Юрия подорожное людишками брать не постеснялись… Что делать будем, батюшка?

* * *

Поклоны у торговых гостей при входе в княжью горницу вышли не очень. Точнее не получились совсем. Дернули толовой, да спиной повели. Даже не в пояс? Не как князю, а всего лишь как старшему, не более того. Отец и сын. И одеяния у них были не купеческие, а вовсе даже ратные. Но доспех такой же, как Гюрьги прислал, не богатства на нем, ни росписи на латах. Срамоты в таком ходить нет, но и хвастаться не будешь.

Мономах слегка прищурился, зрение его в последнее время подводило.

— Подойдите ближе… Кто такие?

— Петр, ближник воеводы ветлужского и тысяцкий полка воронежского. Со мной сын мой, Мстиша. Долгих лет тебе, княже!

— Что за имя у сына такое, не Мстислав ли будет в зрелости?

— Он.

— Кха... — великий князь опустил тяжелый взгляд на отрока. — Не зазорно ли княжеским именем младенца называть? Или возомнил о себе невесть что?

Отрок остался недвижим, а вот его отец побледнел и припал на одно колено.

— Прости княже, не ведал, что творил! Ты для нас светочем был в Переяславле, чуть не боготворили тебя за защиту земли нашей, да и сын твой в тебя пошел… Вот и помнилось мне, что во всем на тебя походить должен! Грешен, Володимир Всеволодович!

— Ладно, ладно... Ничтожный грех по сравнению с остальным, — великий князь, казалось бы, подобрел и даже озорно прищурился. — А ведь кого-то ты мне напоминаешь…

— Помнишь ли двоих твоих верных слуг, у которых половцы жен и детей умыкнули и в Таврику повели на продажу. Помнишь, как полусотню нам выделил и в погоню снарядил? Век тебе благодарны, княже, хоть и спаслись божьим промыслом лишь дети мои. Мстиша старший из них. Отрок тоже припал на колено, но потом ветлужцы одновременно поднялись, разом покончив с выражением извинений и благодарности.

— Петр… Петр… А десятника, кажется, Трофимом звали? Он теперь воеводой у вас?

— Так, княже.

— И как это понимать?! — неожиданно взорвался Мономах. — Мои люди без соизволения уходят к черту на кулички, участвуют в дрязгах порубежных, а потом еще и грабят моего сына?!

— Не твои мы люди более, княже — ответный взгляд ветлужца на этот раз был льдист и спокоен. — Сам нас покинул, а Ярополку, брату твоему, мы не по нраву пришлись, потому и ушли счастье на стороне искать.

— А что насчет разбоя поведаете? — также холодно поинтересовался великий князь. — Кто полон у Юрия забрал? Не вы ли?

— Скажи, великий князь, правы ли твои родичи, подорожное с нас собирая за проход мимо их вотчин?

— В праве своем! - наклонил голову Мономах.

— Так и мы покон свой не нарушили, что на Ветлуге в скрижали прописали! Земли те наши и подати мы собираем, как того желаем. Убери с нас все пошлины торговые на русской земле, как совсем недавно с булгарами было, и мы с вас ни куны за проход и торговке не возьмем.

— Имеешь ли ты право от воеводы своего говорить? — вмешался Мстислав, видя, как отец закипает.

— Да, княже. И любые бумаги подписывать от его имени.

— Что нам за нужда в этом, сын? — вновь взял себе слово Мономах. — Они никто, а бумагу с безродными писать, только честь свою марать! Наступившей тишину прервал звонкий юношеский голос. Молодой ветлужец прервал свое почтительное молчание.

— А примет ли великий князь десять полных доспехов для дружины своей в качестве дара от нашего народа?

— Все сложено в подклети твоей, тут, на подворье, — почти незаметно вмешался Мстислав и вопросительно посмотрел на отца. — Велишь внести, батюшка или прогнать гостей торговых прочь?