Волжане (СИ)

Будто каждый черемис с детских лет не знал, что овды есть дикие существа женского обличия с огромными грудями, закинутыми на спину. Старики сказывали, что сила и злость их таковы, что они способны за считанные мгновения заездить лошадь до смерти, а уж если им попадется под руку человек, то его судьбе не позавидует никто. Страшно подумать, что и как они могут с ним сделать!

И от кого они произошли в этом случае не столь уж и важно!

Как бы то ни было, Кий считал, что в верховья лучше было не соваться, да и на первый, полуденный путь в низовья Камы лучше было не вставать. Слишком уж сильным было влияние булгарцев в тех землях, называемых арскими, и практически наверняка можно было нарваться на их заставы, относящиеся весьма предубежденно к заезжим торговцам.

Сами ары, как понимал Кий, ничем особо не отличались от одо, только прозывались на булгарский манер. Однако его соратники считали, что различия у этих племен все-таки более весомые, хотя и делили вятских удмуртов почти так же, как он. На южных, живущих поблизости от устья Вятки, в основном на левом ее притоке Кильмезе, и на северных, обитающих на среднем ее течении, а также на Чепце.

Возможно, в чем-то они были правы.

Из-за близости Волжской Булгарии ары были более зависимыми от нее. Кроме того, великим южным соседом поощрялось переселение удмуртов в низовья Вятки со средней Камы, где они в основном и жили. А новые соседи — это новые конфликты, что еще больше подрывало возможность какого-либо объединения разрозненных арских родов.

На Чепце же жили не только удмурты и чудь, но и множество других людей. Именно людей, а не племен, потому что от христианских князей в эти земли бежало множество самых разных жителей их уделов. И мурома, и мещера, и вятичи с верховьев Оки. Недавно суздальский сотник рассказал, что и ростовская чернь бросает свои лачуги, сбегая из-под пяты князя на Волгу и Вятку за иной жизнью. А среди нее попадается как меря, так и людишки словенского языка, бегущие от засилья Иисуса.

Многие из них уходили в Булгарию, но часть селились именно тут, прельстившись удаленностью этих мест от религиозных и иных распрей, насаждаемых сильными мира сего. В отличие от других земель, здесь население издревле было смешанным, и инородцев принимали если не охотно, то без неприязни.

Для ветлужцев все это звучало во благо, поскольку среди них самих во множестве были и удмурты, и меря, а уж словенским языком владели почти все они. Правда, часть была христианами, что среди беженцев никого не обрадовало бы, однако кресты свои они не выпячивали и в конфликты по поводу веры никогда не вступали.

«Да и как ветлужцы поклоняются? Так, махнут рукой перед трапезой, да склонят голову перед иконой, и все. Даже их деревянный храм в новой Переяславке погоды не делает, несмотря на то, что его нарядили в узорные деревянные кружева, призванные зазывать своей красотой в христианскую веру многих простаков.

Тем более, судя по всему, Иисус их надежды пока не оправдывает…

Не просто же так приходил к Кию полгода назад лекарь, ведя с ним тайные беседы? Нельзя ли, мол, наиболее красивые рощи по Ветлуге объявить для черемисов священными и иногда там проводить свои моления?

И хотя волхв намекал, что их могут вырубить под корень из-за новых пилорам, странная забота о чужой вере могла также означать, что бессильный бог чужого народа, распятый ромейцами на кресте, не каждому по нраву. Глядишь, со временем многие из ветлужцев захотят бросить свою веру и начать поклоняться Кугу-Юмо, верховному богу черемисов. Не правильнее ли радоваться ветру — его дыханию, и радуге — его луку, чем носить на груде крест с поверженным божеством?»

Сходни, упав на мелководье, подняли тучу брызг, и Кий вздрогнул от попавших на лицо капель, непроизвольно обернувшись назад.

Поход был более чем внушителен, хотя представлял собой всего лишь сборную солянку, в которую побросали остатки пищи, недоеденные предыдущими едоками — все, хоть немного умевшие держать оружие в руках, были уведены ветлужским воеводой в неведомом направлении.

Добрую часть вооруженной рати составляли неоперившиеся недоросли, собранные с воинских школ Поветлужья вместе с немногими оставшимися там взрослыми ратниками.

Пестроцветье родов и племен тоже не на шутку поражало: наряду с соплеменниками в разношерстный походный порядок затесались меряне с междуречья Ветлуги и Унжи, чудь с Солигалича и удмурты, прежде всех перешедшие под руку ветлужцев. Было даже несколько новгородцев, неведомыми путями перешедших на службу быстро разрастающегося воеводства.

Хорошо, хоть на выделенную ему лодью Кию удалось собрать с десяток старых соратников, половина из которых приходилась ему родней. Вне этого круга дела обстояли гораздо печальнее.

Такая мешанина, собственно, говорила ему лишь о том, что задачи стояли перед ними и вовсе незначительные. Весь этот жиденький суп, не замешанный на съеденной вместе соли и не скрепленный кровными узами, в любой момент мог дрогнуть и распасться на составные части.

А там и до беды недалеко.

С другой стороны оснащен поход был недурственно.