Волжане

Да и правильно Николай сказал, не в прибыли было дело. Точнее не в ней одной. И не только в сохраненных теплом и достаточным питанием жизнях, хотя они являлись как раз основной причиной всех усилий.

Людей надо было вырывать из нищеты. С корнем. А труд на земле в этих местах позволял лишь не умереть с голоду. Поэтому развитие любых ремесел было насущно необходимо. Это позволяло восполнить недостаток продовольствия из более благодатных для сельского хозяйства краев — окрестностей Воронежа, Суздаля или Булгара.

Во многих местах того же Поветлужья речь шла о выживании, а не о благоденствии. Что толку возить в такие края товары, если людям не на что их купить? Разве что пушную рухлядь на них выменять, так ценный соболь в основном обитал гораздо севернее низовых ветлужских земель, белка не всякая ценилась, а бобер просто не везде водился.

Если перефразировать любимую фразу муженька, чтобы купить что-нибудь нужное, необходимо сначала продать что-нибудь столь же нужное. И никак иначе. И некоторые продавали. Иногда себя в холопство, чтобы выжили дети. Иногда детей на сторону, чтобы выжить самим. И какое табу на это не накладывать, голод все расставит по своим местам.

Деже на Ветлуге за два прошедших года многое не изменилось, что уж говорить о Суре и Выксунке? Но для того чтобы выжить в соперничестве с соседними державами, необходимо было подключать всех.

Как не раз говорил ей Николай, могущество державы заключается не в богатстве и воинской силе одного лишь владыки и ближайших его сподвижников. Как ни странно, оно состоит в совокупной мощи всех подданных. Будет такая мощь, и в случае конфликта с Суздалем и Булгаром народ выстоит, ремесла продолжат развиваться, а тугая общественная мошна сможет открыть другие двери иные дороги для выживания.

Вот и рвались из кожи воевода с сотоварищами, дабы прирастить богатство людей, с ними прежде никак не связанных.

Это было странно почти для всех. Сильным мира сего было привычней напасть на соседа и тем пополнить казну или количество подданных, с которых шел, постоянных доход. Или пройтись с торговым караваном в дальние земли и жить на заработанное несколько лет.

У ветлужцев же было все наперекосяк, и хотя воеводские люди не бедствовали, но доход их не сильно превышал заработок хорошего мастера. Казалось бы, возьми другим, однако на этот счет законы были суровы…

Не балуй, иначе ответит вся ближняя родня!

Не пытайся положить лишнюю монету в карман, а не то всем твоим потомкам до третьего колена придется лишь скотину пасти, либо бежать в дальние края и забыть, что был у них такой предок!

Иной раз имуществом целого рода ручались, что ни один медяк не затеряется в мошне у нового воеводского наместника и сам он не станет своим родичам потворствовать в торговых делах!

Ручались, конечно же, чтобы нарушать.

Людей ведь не переделаешь, каждый надеялся, что пронесет и потом жалился на дыбе, что больше не будет. И уже начали лететь головы, разнося слухи о жестокости новых правителей…

Однако слухи эти, как ни странно, воодушевили людей, и те начали меняться. Стали замечать, что тонкая струйка прибыли текла не только с ветлужских мастерских, выксунских домен и сурских приисков. И не только в воеводскую казну. Начали пополнять свою мошну одинцовские сукноделы, стеклодувы. А с ними не бедствовали углежоги и кирпичных дел мастера, рудознатцы.

Многие начали понимать, что с этой властью можно иметь дело.

Но этих многих было все равно мало. Их количество не превышало капли в ушате с водой. Шагнешь чуть в сторону и снова трясина безысходности и нежелание из нее вылезать.

Новые мастерские приходилось навязывать. Монеты на развитие в руки немногих желающих вкладывали, чуть ли не силой А потом этих первопроходцев еще и заставляли расширять производство. Ведь мало кто понимал, что большая часть прибыли должна была вновь идти в оборот, а не ссыпаться в кубышку на черный день. И это было самое трудное.

— Еще тысяча гривен за пушнину, что скупаем у соседей, — продолжал меж тем Николай. — Свою живность почти распугали, хотя по правде говоря, ее и не было в достатке, так что с осени будет запрет на продажу мягкой рухляди в Поветлужье.

— С ума сошли?! — неожиданно для себя встряла Ефросинья, встав с лавки и от избытка эмоций потрясая кулаками. — А жить как же? И охотникам и нам? Что одевать?

— Охотники дальше уйдут, на север, покинут нас вместе с семьями. Антип поведет, клетки свои с ручными соболями он обществу оставляет, долю от прибыли будущей на Радку уже переписал, оружием и припасами их поддержим, да и, весь малую вместе с избушками таежными поставить поможем. Желающих всего-то два десятка набирается, невелики затраты, зато за волоками присмотр будет, да о местных рудах что-нибудь узнаем.

— И куда это вы их спроваживаете?!