А когда тот суетливо наклонился, чтобы поблагодарить воина за науку, покровительственно похлопал и шепнул.
— Выпущу, как станет светать. Опоздаешь, пеняй на себя, уйду один.
Тимка намек понял и заискивающе попросил совета, где купить хотя бы что-то похожее на оружие. А когда ему показали на неказистого дядьку, следящего за разгрузкой и неявно исполняющего роль местного тиуна, уже более внятно попросился переночевать в детинце. И весомо стукнул по звонкому кошелю на поясе под намекающий кашель их сопровождающего.
Мужичок все услышал и оценил, а потому, когда потянул недорослей за собой, то потекший бочонок с медом так и остался стоять перед закрытой дверью лабаза. Сиротливо так, под понимающими взглядами сопровождавшего их эрзянина и внутренней стражи, уже предвкушающей ночные посиделки. А что, враг уже на пороге? Или добрая чаша хмельного меда кому-нибудь мешала охранять закрытые ворота?
…
— Кляп не забудьте!
Замечание опоздало, Андрейка уже затянул узлы и теперь засовывал кусок дерюги в рот сомлевшему служке, а Москай, эрзянский представитель их малочисленной компании, уже подсвечивал лучиной приземистую дверь, отделяющую конюшню от дома. Задув огонь, он дернул ручку и шагнул в полутьму жилого помещения, откуда через несколько мгновений призывно махнул рукой.
Важену они нашли в конце коридора. Откинув щеколду, Тимка осторожно вошел в душную комнату и замер. Пахло затхлостью и давно немытым телом.
— Эй… — скорее прошептал, чем окрикнул он. — Есть тут кто?
В углу зашевелилось, и Тимка шагнул вперед.
— Важена…
Неожиданно какая-то тряпка взлетела вверх, и пока он следил за ее полетом, на него что-то прыгнуло, ударив в грудь. Отшатнувшись, Тимка потянул нож…
Его остановил плач. И еще рычание, переходящее в тихий скулеж. Нет, это была не собака. Женщина защищала дорогое ей создание и из последних сил преграждала путь врагу.
— Важена… Тш-ш-ш…. Я пришел забрать тебя к брату…
Тимка сказал это по-эрзянски и специально не стал упоминать Ивана, чтобы не спугнуть доверие плененной женщины.
Подвывания постепенно затихли, но ответа он ждал долго, почти минуту.
Мучительно тянулись мгновения тихо кряхтел проснувшийся ребенок.
— Я ему не нужна… Он отдал меня из рода, не спрашивая согласия! И потом не спас меня, хотя я ждала.
Сзади послышалось дыхание, и в ухе раздался Андрейкин шепот.
— Он проснулся. Скорей.
Неслышные шаги удалились, и Тимка попробовал вновь. На этот раз он вспомнил всех и надавил на жалость.
— Тш-ш-ш… Мне Иван, твой суженый, вроде как дядькой приходится… даже еще ближе. И брат твой горюет о тебе. Если ты не согласишься, мы останемся здесь и поляжем все, а у нас даже усы отрастать не начали.
— Такие молодые… — голос не отвечал, он равнодушно констатировал факты, Знал бы суженый, как надо мной поругались, перевернулся бы на своих небесах. А остальным я такая порченная не нужна.
— Ивану без тебя никак!
— Он жив?! — в хриплом голосе послышалась надежда.
— Мы нашли его следы…
— Но, не его самого… — вспыхнувшая надежда угасла.
— Я обещаю. Обещаю, что найду. Тогда поступишь, как знаешь. А пока нам надо собираться.
— Собираться. Надо. У меня ребенок. Куда я с ним? Кто меня примет?
— Для нас. Для всех. Это. Его. Дитя. Ты же помнишь Он сказал это сам.
— Уходите… Пока не поздно.
Нет. Ребенка мы напоим слабым маковым отваром, а потом засунем вас в потайной ящик на дне телеги, припорошив сеном. Все продумано, не беспокойся!
— Бегите!
— Нет. Без тебя никуда не уйдем. Учти, если что то сорвется, наши следующей ночью обязательно пойдут на штурм крепости! Представляешь, сколько людей погибнет?
В наступившем молчании отчетливо раздался шум в коридоре над лестницей. Более ждать было нельзя, и Тимка ринулся туда.
«Вот и взятое напрокат оружие пригодилось! Плохонькое, но нам не на стенах биться!»
Когда он подбежал к комнате городского головы, было уже почти все кончено. В свете теплившегося свечного огарка из-под кровати выползало пятно черной крови, на одеяле комом лежала женщина.
Тимку, перекорежило. Молодуху было жалко, хотя он сам и отдал приказ валить любого, если есть хоть малая вероятность, что тот позовет на помощь.
Сам панок лежал рядом с порогом, зажимая рану в боку. Струйки крови сочились у него между пальцев, растекаясь темным пятном на рубахе, но в своей ненависти, полыхавшей в глазах яркими огоньками, он даже не замечал этого.
Однако молчал.
А что прикажете делать, если силы неожиданно кончились, а острие чужого ножа засунуто под подбородок?
— Кто повеление тебе передал Важену в неволе держать? Куда ветлужцев продал?
Давление клинка ослабло, но это лишь дало повод лежащему плюнуть в сторону Тимки.