Читаем Волжская метель полностью

— По усмотрению поступать. Может, с кем из начальства поговорить, убедить отпустить невинных. Или конвою добра посулить, чтобы лодку подал и нескольких спас. А ежели не тронешь ты их сердца, может, сам тайком лодку пригонишь, во тьме или тумане. Словом, коли мы все трое окажемся на берегу, то послух монастырский он с меня снимет. На брак с тобою благословит.

В трюме рассвело, Сашка отодвинулся на самый край Тониной поленницы. Даже не заметил, как здоровая нога погрузилась в воду.

— Ну, а… кабы не вышло у меня дело, тогда как будет? Скажем, белые отпустят или красные спасут — неужто нам опять разлука?

— Ох, Саша, ты говоришь так, будто нам уж ворота отсюда распахнуты, только в троечку твою сесть! Кругом-то голод и смерть.

— Это я, Тоня, понимаю. Да ведь и с теми, «старшими», про то же толковали, только подкладка у ихнего разговора иная. Говорят, перво-наперво увозить надо с баржи больных и старых, а сами — последними останемся, такая доля партейная. Это как считать, Тоня, безбожники они али нет?.. Так скажи ты мне прямо — если живы будем, ждать ли тебя с троечкой-то?

— Да уж видно, Саша, сам понять должен, какая из меня теперь послушница, если сама в любви тебе призналась. Быть мне либо… в черном скиту молчальницей, либо уж… за тобою, Саша!

…Рассвет, очень чистый и ясный, набирал силу и обещал жаркий день. Над баржей и во всех бортовых проемах сияло розовое и голубое небо. Стрельба как будто поутихла, ветерок отогнал дымовые облака.

Внезапно в левом проеме Антонина, не сомкнувшая глаз после объяснения с Сашкой, увидела в небе что-то похожее на светлый крест.

Он вырастал и перемещался, а одновременно Антонина различила странный стрекочущий звук. Он по-хозяйски вторгался в утреннее затишье, стал требовательно громким, пока серо-голубой крест шел наискось над баржей. Мелькнули красные звезды на крыльях, лучистый диск впереди, похожий на сияющий нимб святого. На единый миг, при легком крене аппарата, показалась очкастая голова в гладком блестящем шлеме.

— Аэроплан! — сообразила Антонина, когда от проплывающего креста отделился какой-то маленький темный предмет.

Аппарат скрылся за выступом кормы, и тут же донесло сильный тугой звук, от которого дрогнула земля и качнулась баржа с узниками. Эхо разнесло грохот взрыва далеко вниз и вверх по реке, но в треске пулеметных очередей стрекочущий звук не пропал, а лишь отдалялся постепенно. И Тоня вдруг, впервые за много лет, отчетливо вспомнила лицо своего отца, будто сам он внезапно предстал перед нею, в таком же очкастом шлеме… Фотография отца была у мамы еще на пароходе «Кологривец»… Снова раздался взрыв авиационной бомбы. Стрекотание мотора слышалось еле-еле. Изможденные узники баржи даже не пробуждались от этих новых звуков войны, и лишь Сашка, уснувший в волнении, при взрывах динамитных бомб приоткрывал и сразу же вновь смыкал глаза.

На барже начались уже шестые сутки плена. От голода и пуль погибли десятки человек. Утром 11 июля участники совещания — Вагин, Смоляков, Павлов, Бугров, Полетаев, Ольга и Сашка — подняли узников на постройку бруствера из поленьев. Их выкладывали впритык к борту, делали правильные «перевязки», чтобы баррикада не осыпалась. Артельное дело пошло быстрее, чем надеялись инициаторы.

Вместе с другими трудился работник музея, знаток города. Он рассказал, что в библиотеку Демидовского лицея, саму по себе драгоценную, буквально на днях привезли из осажденного Петрограда еще более ценные рукописи и книги. Думали, Ярославль надежнее!

К вечеру бруствер был готов. Под его защитой стало возможно похоронить убитых.

Отодрали от борта широкую доску. Первым положили тело Василия Чабуева, застреленного в начале плена. Под защитой бруствера выдвинули доску с телом за борт. Помвоенкома негромко сказал:

— Прощай, товарищ! Пролетарский гимн и салют над тобою и всеми борцами за Революцию прозвучат после нашей полной победы!

Два человека шестом снизу приподняли край доски.

Как только за бортом раздался всплеск, с берега ударил пулемет. Пули вспарывали обшивку баржи, били по торцам поленьев, поднимали брызги у борта, но никто из пленников не был задет.

За тусклой дымовой завесой к горящему городу неслышно подкрались мглистые сумерки. Резкие хлопки выстрелов казались совсем близкими. Все чаще край неба подергивался багровым пламенем, где-то на улицах раздавался грохот, будто на булыжник обрушивается целый дом.

Антонина лежала на спине и не спускала глаз с Сашки. Вдвоем с Бугровым они готовились плыть к берегу и наблюдали за рекой из оконного проема под кормовой полупалубой.

Течением несло бревна, поваленные деревья и столбы с обрывками проводов. Иногда проплывал мимо баржи вырванный с корнем куст или измочаленная крона ивы — следы пушечного обстрела берегов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза