Вонгозеро. Живые люди

Лестница на второй этаж была шаткая, узкая и громко скрипела у нас под ногами; это был и не чердак, и не мансарда, а что-то среднее между тем и другим — с потолком, поднимавшимся в самой верхней своей точке чуть выше человеческого роста и резко падавшим вниз — настолько, что до стен можно было добраться, только встав на четвереньки, с еле различимой в свете фонарика обычной чердачной рухлядью, с маленьким окошком под самой крышей. Единственное во всем доме, оно не было заколочено; подойдя поближе, я увидела небо — черное и прозрачное, с рассыпанными по нему звездами, похожими на булавочные проколы в темно-синей бархатной бумаге, а внизу, под самым окном — неширокий, приземистый топчан. Сережа бросил на него последний спальник, снял куртку и погасил фонарик.

— Иди сюда, маленькая, — тихо позвал он, — я страшно соскучился по тебе.

Матрас был жесткий, со старыми, скрипучими пружинами, часть которых, казалось, готова была прорвать истончившуюся от старости обшивку и вырваться наружу — это чувствовалось даже сквозь толстый спальный мешок; от него пахло пылью и немного сыростью, но все это было не важно — я прижалась губами и носом к теплой Сережиной шее в том месте, где заканчивался ворот его шерстяного свитера, и изо всех сил вдохнула, и задержала дыхание, и закрыла глаза. Вот оно, мое место, именно здесь я должна быть, только здесь мне по-настоящему спокойно, и я готова лежать так неделю, месяц, год, и к черту все остальное; он притянул меня к себе и поцеловал — длинно, нежно, я почувствовала его пальцы, которые одновременно оказались всюду — у меня на бедрах, на шее, на ключицах, звякнула пряжка его ремня, скрипнула молния на моих джинсах, подожди, зашептала я, подожди, перегородки совсем тонкие, слышно было, как Ира тихим голосом убаюкивает детей, они услышат, сказала я, они обязательно нас услышат, плевать, малыш, его горячее дыхание обжигало мне ухо, к черту все, я хочу тебя, пружины жалобно скрипнули, он зажал мне ладонью рот, и все вокруг исчезло — как исчезало всегда, с первого дня, и так же, как всегда, окружающий мир мгновенно схлопнулся, превратился в крошечную точку на краю сознания и пропал совсем, и остались только я и он, и никого, кроме нас.

Потом мы смотрели на звезды и курили одну сигарету на двоих, стряхивая пепел прямо на пол, кому-то, наверное, надо посторожить, сказала я сонно — не волнуйся, малыш, спи, Андрюха разбудит меня через три часа — хочешь, я посижу с тобой, разбуди меня — глупости, спи, маленькая, все будет хорошо — и тогда я заснула, крепко, без сновидений, прижавшись щекой к его теплому плечу, просто провалилась в теплую, беззвучную, безопасную темноту, ни о чем больше не думая и ничего не боясь.

* * *