Шагая коридорами «Тенистых сосен», Кейт думала, какой все же хороший человек – Эмброуз. В гостиной собрались старички-проживающие. Здесь играли в шашки. И в шахматы. Краем глаза смотрели субботнюю телепередачу. Одни беседовали. Другие вязали. Но в основном сидели просто так. Особо нетерпеливые уже занимали очередь на обед, чтобы первыми отведать желе.
Ее не покоробил этот совет. Житейский, отрезвляющий. Даже сердце екнуло. В памяти всплыла строчка из одного руководства по саморазвитию. Едва ли не самого первого из тех, что помогли ей выбраться из той жуткой дыры, оторваться от жуткой семейки.
Она давно решила, что вечера пятницы должна посвящать своему сыну Кристоферу.
Но субботние вечера, по всей вероятности, можно оставить для себя.
Собравшись с духом, она подошла к телефону и набрала номер.
– Алло. Городское полицейское управление, – ответили ей.
– Это Кейт Риз. Соедините меня, пожалуйста, с шерифом, – попросила она.
– Минутку, мэм.
Она застыла, прислушиваясь к телефонной мелодии. «Голубая луна». Очень скоро в трубке раздался щелчок.
– Алло? – сказал шериф. – У вас ничего не случилось, миссис Риз?
– Нет-нет, все нормально, – ответила она.
Тут ей стало ясно: он понял, что звонит она не по служебному вопросу. У него изменился голос.
– Вот и хорошо. Значит, все хорошо, – сказал он.
И выждал.
– Да, м-м-м… Смотрите, сегодня вечером я не работаю, – выдавила она.
– И я, – откликнулся он.
Теперь выжидала она. Будь же мужиком. Не подведи.
Он не подвел.
Глава 23
– Гулянкой пахнет.
Так в раннем детстве частенько говорил Кристофер. Мать красила губы алой помадой и надевала маленькое черное платье. Брызгала духами на запястья и терла их друг о друга, пока в воздух не поднималось ароматное облако. А сын, топая ножками, ходил за ней по квартире и повторял:
– Гулянкой пахнет.
Но сейчас его рядом не было.
Распахнув створки шкафа, Кейт рассмотрела свое новое платье, символ грядущих перемен. В тот день она решила, что старая одежда ей уже не подходит. Ни к облику. Ни к жизни. Обрезанные шорты. Платье в облипку. Дешевая джинсовая юбочка. Все это устраивало прежнюю Кейт Риз. Новая Кейт Риз заслуживала большего.
У нее еще оставалось сколько-то лотерейных денег. Бросить работу прямо сейчас она не могла, но за текущий месяц полностью выплатила ипотеку. И вдобавок перечислила неслыханные суммы в пенсионный фонд и на целевой банковский счет – чтобы дать образование Кристоферу. Естественно, она корила себя за мотовство, как, впрочем, и раньше, когда тратилась на собственные нужды. Но сейчас представился случай узнать, каково это на самом деле – без оглядки сорить деньгами. В разумных пределах, конечно.
Поэтому сразу после работы она поехала в торговый центр «Гроув-сити».
Обойдя с десяток бутиков и позволив себе горячий крендель с холодным чаем, она в конце концов кое-что нашла. Дизайнерское платье. На стойке с уцененным товаром. Первоначальная цена – шесть сотен. Со скидкой – семьдесят два пятьдесят. Невероятно. Кейт направилась в примерочную. Удачно, что тамошние зеркала стройнили. Она выскользнула из рабочего комбинезона и надела платье. А увидев свое отражение, замерла.
Выглядела она потрясающе. Так, будто никогда не знала унижений. Так, будто мужчины, обещав перезвонить, всегда перезванивали. И не причиняли ей зла. И муж всегда ее любил. И никакого Джерри не было в помине.
Купив платье, она выбрала на распродаже шикарные туфли за двенадцать пятьдесят.
Кейт отпраздновала покупку в фуд-корте любимым замороженным йогуртом. С клубничным вкусом. Потом вернулась домой и до вечера наслаждалась ощущением собственного всемогущества. А в половине восьмого надела платье и туфли. Изучила свое отражение в полный рост. Не такое стройное, как в магазинном зеркале, но все же сомнений не было:
Вид ослепительный.
По дороге в ресторан, где они с шерифом назначили свидание (по ее мнению, в таких случаях следовало приезжать на машине), Кейт решила не заводить разговоров о Джерри. Овдовев, она раз за разом ходила на свидания и в первый же вечер описывала, каким ничтожеством показал себя ее бывший. Думала найти сочувствие. А на деле просто вела очередного придурка по следу из хлебных крошек к куче дерьма, с которой готовилась мириться ради той малости, что грезилась любовью ее истерзанному сердцу.