Воображала

— А что? — говорит врач, — Тоже метод, ничуть не хуже… Эффектнее зато. Она же у нас любит дешевые эффекты. Хотя я, признаться, думал, что она выберет что-либо более традиционное. Не зря же ее все время возвращало на мост… Но можно и так. Красиво. К тому же, с ее-то живучестью, что-либо более традиционное могло бы и не сработать…

— Идиот.

Пауза.

— Что?..

— Идиот, — повторяет Дядя Гена очень тихо, — Неужели ты не понимаешь, чего НА САМОМ ДЕЛЕ хотят большинство из них? Во всяком случае — молодежь… Ты посмотри на них! Белые джинсы стали последним писком моды. Рыжие парики… Даже школьную форму вынуждены были сделать оранжево-голубой — они не носят иных цветов… Они все хотят быть похожими. Даже этот!!!

Резкий обвиняющий жест в сторону Ромика. Теперь все в комнате смотрят на него. Смотрят по-разному.

Ромик вздрагивает, улыбается смущенно и виновато, пожимает плечами. Вокруг него — легкое сине-оранжевое свечение, волосы явственно отдают рыжиной.

— Мы имели одну проблему, а теперь их будут сотни! Да что сотни — тысячи! Сотни тысяч!..

На заднем плане кто-то другой воровато прижимает руку к экрану…

Смена кадра

На мосту — всеобщее безумие. Люди напирают, лезут на перила. Голос Воображалы больше не слышен, хотя она еще мечется где-то там, в самом центре, откуда взлетают фонтанами разноцветные яркие мячики.

Ребята в камуфляже тщетно пытаются организовать оцепление, их сминают, отбрасывают друг от друга.

Группа джайверов наблюдает за всем этим с безопасного расстояния, передавая по кругу сигаретку.

— Пари? — лениво говорит один из них. Остальные переглядываются, разбивают с улыбочками. С улыбочками же смотрят, как он подымает свой мотоцикл, что-то проверяет, подкручивает, надвигает шлем, салютует, полуобернувшись. На полном газу слетает с верхней набережной к самому мосту.

Там не проехать — дорога плотно забита машинами, настолько плотно, что их крыши выглядят отсюда узорным мозаичным панно. Но джайвер и не пытается проехать, как все нормальные люди. Используя наклонный газончик вместо трамплина, он с разгона прыгает через пробку. Слегка задевает по крыше задним колесом четвертую машину, по пятой скользит уже основательно, но от падения удерживается, а с крыши шестой выруливает прямо на широкие перила моста…

Смена кадра

Еще дальше, еще выше. Хорошо видны заинтересованно наблюдающие за мостом джайверы, сам мост — мельче и хуже. На крыше девятиэтажного здания стоит Анаис, смотрит вниз, улыбается.

Смена кадра

Верхняя набережная. Джайверы. Рев мотора обрывается. Визг тормозов.

— Спасибо, — говорит Воображала, сползая с заднего сиденья. Она вымотанная и серая, даже голос бесцветен, — Чего ты хочешь?..

Один из джайверов, вздыхая, снимает шлем. Подставляет лоб. Трюкач отвешивает ему щелбан, остальные улыбаются одобрительно.

Трюкач оборачивается к Воображале:

— Садись, поехали.

Та качает головой. Упрямо:

— Денег?..

Кто-то смеется. Кто-то комментирует: «Прокурит… Не, потеряет!.. Какая разница…»

— Ну ладно, я устала и плохо соображаю… Но чего-то же вы все-таки хотите?

Теперь уже смеются все. Трюкач повторяет настойчивее:

— Поехали.

Воображала морщится, щурится презрительно, говорит сквозь зубы:

— Ладно, допустим… отрицатели чертовы. Карьера и места в правительстве вам, допустим, до фени… — голос ее почти равнодушен, — Нобелевская премия и лауреатства там всякие тоже до… этой самой… А если — машины? И не какие-нибудь, а от «Хиккори»?.. А?

Смех стихает. Воображала смотрит вниз. Уазик с мигалкой неторопливо выруливает на пандус. Неторопливо, но верно.

Оборачивается, торопясь:

— Значит, машины… Машины, которые не ломаются, которым не нужен бензин, послушные, быстрые, нет, не просто быстрые — самые быстрые, непопадающие в аварии… Короче, сами придумаете. Сами… За вас я тоже не буду. Только… Один подарок. Просто так. На память. Чтобы здоровье не портили. Короче — вечный кайф и безо всяких последствий, лучше, чем от любой дури, как там у классика — возможность торчать, избежав укола… Если сами захотите, конечно… Опять — если только сами… Ладно!

Яркая вспышка. Все вокруг заливает ослепительный свет. Вскинутые руки, зажмуренные глаза. Визг тормозов. Голос Михалыча:

— Да выруби ты фары, нет ее здесь, не видишь, что ли?!

Хлопает дверца, свет снижается до нормального уровня. Растерянный молодой басок:

— Но ведь только что была…

Совсем еще молоденький водитель вылезает из уазика, моргает растерянно. Фары пригашены, и в их свете светлые волосы его светятся оранжевым.

Джайверы потихоньку начинают шевелиться. Трюкач стаскивает шлем, смеется чему-то, трясет головой. Волосы у него ярко рыжие.

Высокий тип, усатый и рыжий, машет какой-то корочкой, выходя наперерез:

— Ребята, вы просто не туда заехали. Здесь все под контролем…

Михалыч садится в машину. Выключает пищащую рацию. Закуривает. Спрашивает тихо:

— Вовчик, почему ты рыжий?..

Юный водитель смеется. Говорит неожиданно свободно, со знакомыми интонациями:

— Михалыч, родной, ты бы лучше на себя посмотрел!..

Смена кадра