Вообрази себе картину

— Ну что же, — сказал Сократ и, перестав потирать ногу, спустил обе на пол, да так и сидел уже до конца беседы. — Правда, я и сам говорю с чужих слов, однако я охотно повторю то, что мне случалось слышать. Да, пожалуй, оно и всего уместнее для человека, который скоро оставит этот мир, поразмышлять и порассуждать о природе своего путешествия и попытаться вообразить, на что оно похоже. В самом деле, как еще скоротать время до заката? Но сперва давайте послушаем, что скажет Критон. Он, по-моему, уже давно хочет что-то сказать.

— Только одно, Сократ, — сказал Критон. — Со мной говорил прислужник, который даст тебе яду, и просил предупредить тебя, чтобы ты разговаривал поменьше. Разговор, дескать, горячит, а это мешает действию яда. Кто этого правила не соблюдает, тому иной раз приходится пить отраву дважды и даже трижды.

— Тогда, — сказал Сократ, — скажи, пусть даст мне яду два или даже три раза, если понадобится.

И в оставшиеся часы он рассказывал ученикам о душе, бессмертии и будущей жизни, о которой никогда прежде не говорил помногу, рассказывал, не предъявляя, впрочем, фактов, убеждающих в истинности его слов. Он знал, что слова его истинны, потому что хотел, чтобы так было.

Симмия и Кебета убедить оказалось трудно.

— Что же, вы, Симмий, Кебет и все остальные, — сказал Сократ под конец разговора, — тоже отправитесь этим путем, каждый в свой час, а меня уже нынче «кличет судьба», как, вероятно, выразился бы какой-нибудь трагический поэт. Скоро придется пить яд. Пожалуй, пора мне и мыться. Избавим женщин от лишних хлопот — не надо будет омывать мертвое тело.

Когда он примолк, сообщает Платон, Критон сказал:

— Не хочешь ли оставить нам какие-нибудь распоряжения — насчет детей или еще чего-нибудь? Какую службу мы можем тебе сослужить?

— Ничего нового я не скажу, Критон. Пекитесь о себе сами и живите в согласии с тем, о чем я всегда толковал, это и будет доброю службой и мне, и моим близким, и вам самим.

— Мы постараемся, — сказал Критон. — А как нам тебя похоронить?

— Как угодно, — отвечал со смехом Сократ, — если, конечно, сумеете сперва меня схватить и я не убегу от вас.

Повернувшись к остальным, он сказал:

— Критон воображает, будто я — это уже другой Сократ, которого он вскорости увидит мертвым, и вот выспрашивает, как меня хоронить. Так поручитесь же за меня перед Критоном, только дайте ручательство обратное тому, каким сам он ручался перед судьями: он-то ручался, что я останусь на месте, а вы поручитесь, что, выпив яду, я удалюсь отсюда. Тогда ему будет легче, и, видя, как мое тело сжигают или зарывают, он уже не станет убиваться. Будь весел тогда, милый Критон, и говори, что хоронишь лишь мое тело, а хорони как тебе заблагорассудится и как считаешь лучше. К тому времени я проскользну у вас между пальцев, и вы не сможете ни схватить меня, ни удержать.

С этими словами, сообщил Федон Эхекрату и другим своим слушателям, Сократ поднялся и ушел в другую комнату мыться. Критон пошел следом за ним, а прочим велел ждать.

Сократ, говорит Федон, был им словно отец, которого они лишались, на всю жизнь оставаясь сиротами.

Когда он помылся, к нему привели сыновей — двух маленьких и того, что постарше. Пришли и родственницы, и Сократ поговорил с ними и о чем-то распорядился в присутствии одного только Критона. Затем он отослал их и снова вышел к друзьям.

Было уже близко к закату, ибо проговорили они долго, да и во внутренней комнате Сократ провел немало времени. Освеженный купанием, он снова сел, но немногое было сказано между ними к часу, когда пришел и встал перед Сократом его тюремщик, слуга Одиннадцати.

— Тебе, Сократ, — сказал он, и вид у него при этом был точно у пораженного горем человека, которого душат рыдания, — которого я ныне знаю как самого благородного, мирного и лучшего из людей, когда-либо сюда попадавших, я не стану рассказывать, как гневались на меня другие люди, как они бушевали и проклинали меня, когда я говорил им, что пора выпить яд. Я уверен, что ты на меня не прогневаешься, ведь ты знаешь, что не меня надо винить, а других. Итак, ты знаешь, с какой вестью я пришел, — прощай же и постарайся как можно легче перенести неизбежное.

Тут он заплакал и повернулся к выходу.

— Всего доброго и тебе, — сказал ему Сократ, — и делай, что тебе велено.

И он поведал другим, каким добрым и приветливым человеком оказался его тюремщик.

— С тех пор, что я в тюрьме, он все время навещал меня, а иногда и беседовал со мною, просто замечательный человек. Вот и теперь, как искренне он меня оплакивает. Однако ж, Критон, послушаемся его. Пусть принесут яд, если уже приготовили. А если нет, пусть приготовят.

— Слишком рано, — сказал Критон, — солнце, по-моему, еще над горами. Я знаю, другие здесь принимали отраву много спустя после того, как им прикажут, ужинали, пили вволю, а иные даже наслаждались обществом тех, кого любили. Не торопись. Время еще терпит.

А Сократ ему: