Вся Греция обратилась в пороховой погреб оборонительных союзов.
Каждая сторона называла другую агрессором.
Обе были правы.
Дипломатия оказалась бессильной.
Дипломатия всегда оказывается бессильной.
Люди, лучше всех разбирающиеся в дипломатии, не разбираются решительно ни в чем, а специалисты по международным отношениям, как правило, приносят своей стране не больше пользы, чем специалисты по хиромантии и френологии.
В жизненном цикле любой нации наступают времена, когда, какое решение ни прими, всякое будет неверным, и что ни делай, все равно сделаешь глупость.
Перикл начал с того, что закрыл для мегарян порты афинской империи.
Затем он удвоил дань, сбираемую с Потидеи, основанного коринфянами и подвластного Афинам города в Малой Азии. Потидея с этим не согласилась, и он отправил туда для долгой, затянувшейся на два года осады внушительную армию, в которой и служили Сократ с молодым Алкивиадом.
Когда город пал, Перикл уже покинул сей мир.
Затем он влез в конфликт между Коринфом и островом Керкирой, расположенным далеко к северу от западных берегов Греции. Керкира попросила о помощи. Афины увидели шанс набрать несколько очков, теоретически соблюдая условия перемирия со Спартой. Перикл послал на Керкиру корабли для осуществления миссии мира и защиты тамошних афинских интересов: пока эти корабли не пришли на Керкиру, никакие афинские интересы там и не ночевали.
— Теперь вы сами видите, — жаловались коринфяне на совете, собранном в Спарте, — что Афины строят козни против вас и ваших союзников. На наш взгляд, вам еще никогда не приходилось задумываться о том, до какой степени афиняне во всем не схожи с вами.
И коринфский оратор подчеркнул контраст:
— Афиняне — сторонники новшеств, скоры на выдумку и умеют быстро осуществить свои планы. Вы же, напротив, ничего нового не выдумываете, а просто держитесь за старое.
Ответ афинской делегации никак не назовешь примирительным.
— Соображения справедливости никого еще не заставили упустить представившийся случай расширить свое могущество с помощью силы.
Слабый должен уступать сильнейшему, это всегда было правилом.
— Затяжная война, — предупредили афиняне, — обычно приносит обеим сторонам разного рода случайности, которыми управлять невозможно, и как сложится дело в конце концов — неясно.
Спартанцы склонялись к тому, чтобы противодействовать афинянам, однако их царь высказался за переговоры.
— Я советую пока не браться за оружие, а сначала отправить в Афины послов с жалобами. Если афиняне хоть в чем-нибудь уступят нашим послам — тем лучше.
Когда страна затевает войну, сказал он, закончить ее не так-то просто, и достичь почетного мира — дело тоже не легкое. Он боялся продолжительной войны, которая достанется в наследство их детям.
— И пусть вас не смущают упреки в медлительности и нерешительности. Эта черта, в сущности, есть только сознательная благоразумная политика.
Спарта объявила мобилизацию и направила в Афины посольство.
Перикл был непреклонен, он не верил в благотворность компромисса.
— Пусть вас не тревожит мысль, что вы начали войну из-за пустяков. Если вы уступите в одном пункте, то они тотчас же потребуют новых, еще больших уступок, полагая, что вы и на этот раз также уступите из страха.
Он счел нужным посоветовать афинянам то же, что и ранее:
— Вы должны поддержать общее решение, даже если нас постигнет неудача. Если они нападут на нашу землю по суше, то мы нападем на них на море. И мы не должны в порыве гнева вступать с ними в решающий бой, ибо они далеко превосходят нас силами. Если мы даже и победим на суше, то нам опять придется сражаться с ними. А потерпи мы неудачу, мы потеряем и наших союзников.
Афинам следует тянуть время на суше, позаботиться о флоте и не делать ничего, что могло бы поставить под угрозу сам город.
— Я опасаюсь гораздо больше наших собственных ошибок, чем вражеских замыслов. Нам следует иметь в виду, что война неизбежна.
Такова была речь Перикла.
В первый год войны Спарта, не встречая сопротивления, вторглась в Аттику и опустошила земли за городскими стенами, между тем как Афины послали к берегам Пелопоннеса боевые корабли, дабы они опустошили тамошние земли и разрушили укрепленные передовые посты.
Перикл собрал внутрь стен сельских жителей с их имуществом, а их овец и скот переправил на острова. Непривычные к городской жизни и не доверяющие горожанам, эти беженцы летней войны не выражали особого удовольствия ни по поводу места, в котором они очутились, ни по поводу жалких условий, в которых им приходилось существовать. Они находили место для жилья там, где могли, по преимуществу на городских улицах и между Длинными стенами. В остальном же жизнь в переполненном городе продолжалась своим чередом и торговля в гаванях шла по-прежнему бойко.
Теперь в городе не было, разумеется, сколько-нибудь значительной партии мира. Зато имелись две партии войны: партия Перикла, предпочитавшая ограниченную войну, и партия его противников, желавшая войны тотальной.