Вообще ЧУМА!

Вечерами Сергей с головой погружался в изучение литературы, бережно штудировал фолианты, полностью законспектировав «Рефлексы головного мозга» Ивана Сеченова, а на старших курсах с увлечением читал медицинские лекции «Logons du Mardi» отца неврологии Жана-Мартена Шарко. Его наставником в то время, когда студенты медицинских университетов проходят курсы невропатологии и психиатрии, стал сам Алексей Кожевников, известнейший на тот момент невропатолог и председатель Московского общества невропатологов и психиатров.

В 1875 году Сергей Корсаков окончил университет с отличием, ведь иначе при таком доскональном подходе к вопросу просто не могло быть. При этом за все годы учебы он даром времени не терял и на фронте личной жизни, поэтому успел обзавестись невестой Анной Барсовой, дочерью «дядюшки Павла Петровича» Барсова, субинспектора Московского университета, кого он называл своим «учителем жизни».

Конечно же, как и любой другой уважающий себя профессор и «обладатель» весьма талантливого ученика, Алексей Кожевников, когда к нему обратился главный врач Преображенской больницы Самуил Штейнберг с просьбой дать толкового ординатора, указал на своего любимца Сергея. Как писал «дядюшка» Барсов своему будущему зятю, «кроме Вас Кожевников не мог указать ни на кого…». Так началась настоящая клиническая работа Корсакова, который по предложению Кожевникова через несколько месяцев стал еще и сверхштатным ординатором клиники нервных болезней Московского университета.

Параличи нынче в моде

Крылатое выражение гласит, что если за двумя зайцами погонишься, то ни одного не поймаешь. Актуально оно для многих, но только не для Корсакова, который весьма успешно сочетал все свои работы, а в 1877 еще и научный труд написал — «Курс электротерапии». С этого же момента он потихоньку начал набирать материал для своей докторской диссертации об алкогольных параличах. Личной «базой данных» ему служила для этого «Книга больных, наблюдавшихся в частной практике», которую он завел в 1878 году, а плацдармом для нее (в том числе) — частная психиатрическая лечебница доктора Александра Федоровича Беккер, куда Корсаков устроился через год и где впоследствии воплотил свое знаменитое «без стеснения».

Почему же все-таки алкогольные параличи? Тут все просто. Во все времена, даже ныне, в любой области науки существуют «модные» темы. Но если сейчас множество лабораторий мира сконцентрированы на поисках лекарства от болезни Альцгеймера, то тогда многие представители неврологического общества занимались полиневритами. Снова на гребень волны интереса тему, считавшуюся вполне раскрытой, подняли француз Алексис Жоффруа, который отметился в истории симптомом Жоффруа (у больных с диффузным токсическим зобом пропадают морщины при попытке наморщить лоб) и Эрнст Лейден, кстати говоря, частенько консультировавший императора Александра III и других членов Российского Императорского Дома.

Эти два врача, широко знаменитые в узких кругах, на заре 80-х годов XIX века заново описали полиневрит, чем заставили ученых докторов пересмотреть свои взгляды на его клинику, патогенез и этиологические предпосылки. После этого начался целый «полиневритический переполох», и русские неврологи, конечно, не отставали. А так как полиневриты стали ведущей проблемой кафедры нервных болезней Московского университета, находившейся под руководством Кожевникова, то научный интерес юного ординатора был, можно сказать, предопределен. Мышьяковистые полиневриты взял Дмитрий Сколозубов, свинцовые «застолбил» Лазарь Минор, а Корсакову «достались» алкогольные.

К слову, недостатка в материалах для изучения не было, и молодой врач, обладающий исключительной харизмой, статный, грузный и большой, с громким низким голосом, черной бородой и добрыми, светящимися глазами, обладающими успокоительным эффектом, постепенно набирал клинические случаи, каждый из которых подробнейше описывал в своей «Книге».

Что вижу, о том и пою

То было прекрасное время, когда ученые не гнались за индексом Хирша и не выстреливали каждый год пулеметной очередью статей, дабы закрыть отчет по гранту или кафедральной работе. И, как ни странно (а, может, и закономерно), часто становились знаменитыми лишь по одному труду. Отличным примером этого может служить уже знакомый вам Джеймс Паркинсон, который написал за всю жизнь всего одну работу по неврологии, зато какую!