На войне необходимо действовать, когда для этого предоставляется возможность. Мы ждали несколько дней, пока наш агент в мотеле собирал крупицы информации, которая подтверждала наши сильные подозрение по этим трём. Самым убедительным было сообщение об их встрече с известным нам южноафриканским агентом. Когда мы, в конце концов, вломились в их комнату в мотеле, они исчезли.
Через несколько лет, когда разразился скандал вокруг правительственных групп убийц, я узнал «Магнума», по всем признакам, убийцу-садиста, на фотографии в газете.
Инцидент с этими тремя многое открыл для меня. Я был на месте действия, готовый произнести им приговор, и до сегодняшнего дня считаю, что нам нужно было действовать незамедлительно. Но что испытывает человек, готовый отнять жизнь у другого человека? У меня никогда не было ни малейших сомнений в том, что наша вооружённая борьба была средством защиты против насилия со стороны правительства. Нас вынудили на массовую политическую борьбу, на вооружённые действия тем, что все пути продвижения к демократии были закрыты. Оливер Тамбо выразил это в сжатой форме, заявив: «Не было бы вообще никакого насилия, если бы мы не стали объектом насилия со стороны системы апартеида».
Ну, а что же с моими личными чувствами? До тех пор я участвовал в коротких перестрелках с едва различимыми противниками в Анголе и на границе с Южной Африкой. Однажды, уже на той стороне границы, чей-то голос выкрикнул: «Staan vas»[63]
. Мой спутник и я инстинктивно повернулись на голос, стреляя с бедра, увидели, как человек упал, и побежали, спасая свои жизни, пока пули свистели мимо. Это были ясные случаи: или ты убьёшь, или убьют тебя. Со временем я понял, что нет разницы между рефлекторным действием в острой ситуации, когда стреляешь ты и стреляют в тебя, и более осознанным принятием решений на военном совете. Мыслительный процесс просто более растянут по времени. По моим наблюдениям, никто на нашей стороне, ни те, кто планировал операции, ни те, кто их осуществлял, не мучился сомнениями в течение тридцати лет вооружённой борьбы. Конечно, мы сожалели о случаях гибели мирных людей, которые были крайне редкими. Мы вели справедливую войну и принимали решения на основе принципов и наших политических и моральных установок.Это то, что исторически всегда отличало борцов за свободу от тех, кто служил несправедливому делу. Хотя война всегда предполагает убийство, её логичным развитием в случаях, когда её ведут те, «кто делает мирные перемены невозможными», является убийство отдельных людей и массовые убийства. Правительство перешло все границы и санкционировало хладнокровные убийства своих безоружных и вооружённых оппонентов, как средство сохранения режима апартеида. Боец с автоматом АК-47 и учёный с авторучкой, сочувствующий нам человек и просто беженец, женщина и ребёнок — все одинаково рассматривались как противник. Как, например, в случае со школьным учителем Мэтью Гониве: военное командование дало официальное указание о том, что он «должен быть устранён из общества на постоянной основе». Убийства и массовые убийства повсюду в Южной Африке и за её пределами стали нормой для сил, защищающих апартеид.
В течение следующих нескольких месяцев мы получили от этих сил ощутимые удары. Я тесно взаимодействовал с Томасом, настоящее имя которого было Сидни Мбиси. Он был надёжным и умным человеком. В свое время он был телохранителем Оливера Тамбо и производил на меня хорошее впечатление. Томас получал информацию от своих агентов в рядах сил безопасности противника. Незадолго до отъезда из Лусаки я получил от него сообщение, что его основной агент приезжает в Свазиленд на отдых.
— На отдых? — спросил я с удивлением. — Но Претория только что ввела чрезвычайное положение. Полиция не справляется с критической ситуацией. Как могут они разрешить старшему офицеру взять отпуск?
Это вызывало у меня сильное подозрение. Я посоветовал Томасу быть осторожнее.
Он был похищен через несколько недель, в июле. Этот «агент» был использован для того, чтобы заманить его в засаду. Томас был арестован южноафриканской полицией и на следующий год освобождён без предъявления обвинения. Вскоре после этого он был застрелен неизвестным человеком около своего дома в Соуэто.
Второе похищение произошло вскоре после исчезновения Томаса. Глори Седебе, которого знали под именем «Сентябрь», был начальником разведки подпольной сети в Трансваале. Я был знаком с ним в течение некоторого времени, однако никогда не доверял ему полностью из-за его подозрительности. Товарищи считали, что он был трусом. Было сильное подозрение, что он сам нанес себе ранение во время налёта на Матолу. Внешне он напоминал мне Бруно Матоло — предателя со времён моей диверсионной деятельности в Дурбане, и это вызывало у меня чувство недоверия к нему.