Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе

Из какого-то анонимного источника утверждалось, что я приказал пустить отработанные газы от дизельного двигателя в подвал в Кибаше, чуть не задушив четырнадцать заключённых. Дуглас с удовольствием подхватил это утверждение и на его основе Кен Оуэн описывал этот подвал как «африканский эквивалент Чёрной дыры в Калькутте».

Когда я уезжал, лагерь Кибаше находился в спокойном состоянии. И я совсем не думал о кабинетных критиках вроде Кена Оуэна, склонных заглатывать любые антикоммунистические утверждения, когда запрыгнул в джип Синатлы и мы помчались в Луанду — начальную точку моего возвращения в Лондон.

Глава 12. Южный университет 1978-79 гг. Ангола

По возвращении в Англию моей первой задачей была организация материальной помощи лагерям АНК и акций солидарности с правительством Анголы. Эта задача облегчалась наличием разветвлённой сети АНК, состоявшей из политических эмигрантов и сторонников Движения против апартеида.

Моим сыновьям в это время было десять и двенадцать лет. У меня были очень дружеские отношения с ними. Характер и время работы позволяли мне приходить домой раньше Элеоноры, которая работала техником по геологии в одном из колледжей на юге Лондона. Поэтому я помогал мальчикам делать домашние задания, готовил для них послеобеденный чай и мы провели много счастливых часов, играя в футбол и в крикет в парке Голдерс-Хилл или выгуливая нашу собаку по кличке Рэгс в Хэмпстед-Хите.

Нашим любимым местом отдыха был Корнуэлл. Мы обычно ездили туда на старом «Моррисе», который приобрели за 150 фунтов стерлингов. Собака ехала на заднем сиденье.

Мальчики считали себя стопроцентными англичанами. Но они знали, что мы рассматривали себя южноафриканцами, и что мы были преданы прежде всего АНК, а не английской королеве. Мы позаботились о том, чтобы наши убеждения и деятельность не вызвали у них раздвоенности личности.

Наша футбольная команда «Арсенал» пробилась в финал Кубка страны, в котором она должна была играть на стадионе Уэмбли против команды «Ипсвича». Получить билет на матч было своеобразным подвигом. Это требовало сбора пронумерованных купонов, вырезаемых из программок «домашних» матчей нашей команда — для каждой игры был свой купон. Каждая команда в чемпионате страны играла 22 матча на своём стадионе плюс кубковые матчи и другие встречи. Если ваша команда выходила в финал на Уэмбли, то вам нужно было отправить в ваш клуб все собранные вами купоны. Было известно, что если у вас есть 22 купона, то вам не о чем беспокоиться. Я водил мальчиков на многие домашние матчи и по мере того, как наша команда прорывалась через начальные отборочные матчи кубка, я начал с оптимизмом скупать все попадавшиеся мне старые программки.

С каждой последующей победой наши шансы повышались, и около стадиона в Хайбери развернулся бурный обмен купонами. Мальчики отчаянно выменивали купоны и в школе. С приближением последнего дня, обнаружив в своей коллекции по 15 купонов, я привлёк сеть АНК. Наш телефон звонил безостановочно, поскольку товарищи и друзья объединились в нашу поддержку. В конечном счёте у нас было три набора по 22 купона и один с 20 купонами. Элеонора никогда не интересовалась видом «двадцати двух взрослых мужчин, бегающих по полю за куском кожи», поэтому мы решили взять с собой Гарта, если сможем получить четыре билета.

Я отправил наши купоны секретарю клуба «Арсенал», включив имя Элеоноры в нашу заявку. «У них будет особый подход к нам, — заверил я ребят, — потому, что мы семья». Конверт из футбольного клуба «Арсенал» с надписью «Хайбери, 5» пришел должным образом и мы все закричали «ура-а», когда я за завтраком помахал четырьмя билетами на Уэмбли.

Примерно в это же время Тамбо и Пилисо попросили меня вернуться в Анголу для постоянной работы.

Они понимали, насколько чувствительным для меня будет расставание с Элеонорой, но пообещали, что будут возникать возможности для поездок в Англию.

Мы с Элеонорой обстоятельно обсуждали эту просьбу во время прогулок по Хэмпстед-Хит. Мы всё время помнили, что нам повезло — мы сумели бежать из Южной Африки и начать семейную жизнь за границей, тогда как Билли Нейр и другие близкие друзья с 1963 года томились в тюрьме. Бабла Салуджи, который помог бежать нам и другим, заплатил за это своей жизнью. Я обучал Дэвида Рабкина и других в Лондоне, и сейчас они тоже были отделены от своих любимых тюремными стенами. Это всё время терзало наши души. Су Рабкин с её двумя маленькими детьми была нашим близким другом, и мы регулярно виделись с ней.

С того времени, как я присоединился к Элеоноре в Лондоне, мы постоянно жили с мыслью о возможности того, что АНК обратится с такой просьбой. Когда в 1967 году до нас дошли сообщения о рейде МК в Зимбабве, я испытывал чувство вины за то, что не был участником этого рейда. Некоторым оправданием было лишь то, что в Лондоне у меня были задания, и их надо было выполнять.