На полу расположился крутой мужчина, мало похожий на живого. На зеленоватом его лице недельная щетина, в одной руке черенок ножа, а лезвие, отколотое неведомой силой, валяется неподалеку. Вдобавок на полу кое-что похожее на камушки, хотя я не побоялся бы это назвать осколками панцирных колец.
Нина тут же забилась в стенку и запищала. Я ее вытолкнул на лестничную площадку и, вернувшись, перекатил мужика на спину, после чего зажмурился. Как тут не зажмуриться. В груди дыра с обугленными краями – похоже, что ее проделал тысячевольтный электрический разряд.
А сейчас из дыра ползла обильная пена. Причем из лопающихся пузырьков появлялись на свет червячки; кстати, покороче и потоньше, чем те, которые барахтались в моей раковине. Вместо крючочков и иголочек – один хоботок-стилетик, причем на том же конце, что и сосательно-ротовое отверстие. Личинки выползали из человека, в котором устроили стол, дом и ванну с пеной.
Я дал задний ход. Эти червячки потоньше, те прежние – потолще. В любом случае – это отпрыски больших червяг.
Судя по одежке и тому подобному, матка здесь укокошила не Нинкиного ухажера, а вора невысокого пошиба или даже бомжа. Человек заглянул, так сказать, на огонек, тут червяга, наверное, его и завалил.
Быстро возникло желание – выйти вон, шмыгнуть мимо Нины и на улицу. Надоело чужими хлопотами жить. Но вместо этого я снял телефонную трубку и стал звонить в милицию.
Чем-то это закончится? Приедет какой-нибудь очередной Белорыбов, и поковыряв задумчиво в носу, скажет, что это я убил бомжару – из-за ревности, после того как распили на троих. Паяльной лампой. Ну, а личинки – это от мух и грязи.
Голос мой звучал по телефону достаточно невнятно, но только я заикнулся про червяков, как сразу произошло автоматическое переключение линии. И уже не ментовская сиплая барышня, а роботесса нежным сопрано стала выведывать у меня адрес.
Через десять минут прибыла команда – люди, похожие на ментов, как Печорин на Грушницкого. У всех интересный прикид: толстые черные фартуки, резиновые сапоги и перчатки. Старший группы, с прохладцей глянув на труп, механическим голосом поспрашивал про обстоятельства и даже не предложил мне проехаться вместе с ним для выяснения личности. Раз их личность моя не интересует, то это точно не менты.
Фартучники попрыскали для начала ароматным аэрозолем, как будто пришли в уборную, потом запихнули мертвеца в прорезиненный прометаллизированный мешок. Нескольких вертлявых червячков, улепетнувших от затаривания, эти мужики полили едкой жидкостью, затем подцепили совками-ловушками и отправили вслед за остальным. Последний костюм покойного был на молнии, которую спешно застегнули, и с клапаном. К клапану подсоединили баллон с красочным черепом и начали что-то перекачивать, после чего мешок раздулся и стал пузырем. Пузырь унесли, осколки панцирных колец втянули пылесосом. Закончив дела, захотел попрощаться и старший группы. Не пускаясь в предупреждения и объяснения, посоветовал помыть пол хлоркой и, распахнув окна, пойти прогуляться часа на три. Опомнившаяся под занавес Нина еще пыталась очаровать главного фартучника и выяснить: останься она дома, с ней бы тоже самое?
Командир группы, очарованный не больше, чем «каменный гость», продавил сквозь сжатые зубы, что «гнездо» чаще всего устраивают в живом, а не в трупном «материале», поэтому, кто не любит выяснять отношения и мериться силой, скорее всего останется в списках живущих.
«Каменный гость» уже движется к выходу, а я еще посылаю вдогонку:
– Каков класс, отряд, вид этих паразитов? Где можно про них прочитать? Мы же граждане цивилизованной страны. Или это не паразиты?
– Паразиты, паразиты, не хуже нас, – успокаивает «каменный гость», не оборачивая головы. И хлопает дверью.
А потом я елозил тряпкой по полу, все лишнее смывал. Только ее квартирка заблестела, Нина сразу повеселела. В самом деле, чего печалиться, как спивали гарны хлопцы, уся жизнь упереди. Кто-то кого-то зачем-то угрохал, а ей мокрую приборку сделали и даже стереоскопический телек целехонек стоит.
Нинка, наверное, прикидывала, что я поторчу у нее недельку, с преданностью в башке, с револьвером в руке. Потом страх у нее улетучится, она мне под зад коленкой, как примитиву, а на мое место перспективный аспирант въедет.
Распахнул я окна, из дома дамочку вывел, показал на ближайшую киношку, дескать, иди развлекайся.
– Сашка, ты чего задумал? – скрывая заинтересованность, стала прощупывать она.
– Задумывать – это мне не свойственно, излишек мыслей в моей голове не задерживается. Я домой, у меня там образец. Да и отдохнуть пора.
– Со мной отдохнешь, Сашуля.
Елейный такой голос, мягкий, вкрадчивый, многообещающий. Носок туфли по тротуару елозит.
– Теперь хочу сам с собой. Кстати, вспоминаешь ли ты иногда тех, кто тебе уже бесполезен? Что у Файнберга не все в порядке, тебе хорошо известно, в отличие от его родных и близких. Могла бы и весточку дать, или, например, «кадиш» заказать.