Вооруженные силы Чили: пример империалистического проникновения

Но на следующий день обстановка изменилась. Тот же профессор рассказывает: «В 7 часов утра мы собрались в главной конторе юридической консультации университета. Нас было семь человек: лидеры студентов, университетские власти. Идея состояла в том, чтобы обсудить наиболее подходящие формы эвакуации университета. В предшествующий этому час мы видели, как вместо карабинеров, исчезнувших на рассвете, стали появляться армейские подразделения. Они сжимали нас спокойно и методически. Мы смотрели на солдат, очень заметных в своих форменных мундирах со стоячими воротничками густожелтого цвета, передвигавшихся один за другим от одного дерева к другому. Было забавно видеть, как они словно сумасшедшие перебегали с осторожностью, казавшейся нам смешной, и как они располагались, окапываясь словно для боя. Мы ничего не понимали, поскольку была достигнута договоренность о передаче университета.

Около 7 часов со стороны проспекта Эквадор появились группы артиллерии. Орудие 120-миллиметрового калибра, как кто-то установил позднее, было установлено на улице прямо против главного здания. Мы начали наше заседание, поскольку продолжали оставаться в неведении. В 7 часов 5 минут раздался первый выстрел. Снаряд попал в помещение, которое находилось рядом с нами: оно было полностью разрушено».

Во время последовавшего затем обстрела погибло около 30 человек. Ректор Кирберг между тем с помощью своей жены, которую накануне он забрал из дома, считая, что ей будет безопаснее в здании университета, чем в своем доме, где она оставалась одна, шофера и некоторых других сотрудников пытался по телефону связаться с ректором католического университета. После 20-минутного обстрела раздался призыв к сдаче, затем опять последовали 20 минут интенсивного обстрела.

В конце концов, пока осажденные собирались в центральном холле, солдаты ворвались в помещение, прикладами взломав стеклянную дверь. Фасад университетского здания, представляющий сплошные огромные окна, был полностью разбит. Упомянутый уже профессор рассказывал: «Мы стали выходить, и, едва перешагнули порог, на нас посыпались пинки и удары прикладами. Затем нам приказали лечь на землю вниз лицом, ноги врозь и руки на пояснице. Отделили женщин, при этом их оскорбляли, а некоторых и ощупывали. Ректор Кирберг вышел с белой рубашкой в руке как с флагом и помахал ею по-парламентерски. «Я — ректор университета», — заявил он и добавил что-то об имевшейся договоренности мирно оставить университет. Лучше бы он не делал этого. Один из офицеров, кажется капитан, быстро подбежал к нему и направил на него оружие: «А, так ты ректор? Сейчас ты, куча дерьма, увидишь, что мы делаем с людьми, подобными тебе». Он выкрикивал и другие оскорбления по поводу его еврейского происхождения. При этом он бил его рукояткой своего пистолета. Кирберг только старался встать впереди своей жены, чтобы защитить ее. Но они насильно были разлучены.

Это был последний раз, когда я видел ректора Кирберга. Нам приказали лечь лицом вниз, заставили вывернуть карманы. Солдаты рылись в груде вещей, и те, что привлекали их внимание, они передавали офицерам. Капитан назвал мою фамилию: «Кто такой-то?» Я сказал, и он приказал мне подняться. Я увидел у него в руках мой партийный билет. «Так, значит, коммунист? — спросил он. — И что ты делал в университете?» Я ответил ему, что был преподавателем. И в то время, когда он добавлял, как он на это смотрит, и что думают на этот счет военные, и что они предполагают сделать с преподавателями, я увидел Кирберга, на расстоянии двадцати шагов позади капитана. Он стоял около «джипа» под охраной двух солдат. Он был бледен, но спокоен, и весь вид его выражал большую печаль. Я говорю это не ради красного словца, он был снова ректором университета, то же выражение исключительного достоинства, доброты и благородства, в которых даже самые ожесточенные из его противников не могли ему отказать».

Пребывание солдатни в университетских помещениях характеризовалось вандализмом и разрушением: «Наибольшему разрушению подверглось главное здание. Солдатня скрупулезно и дико разгромила под предлогом поисков оружия все его оборудование. Топорами и кувалдами громили столы, стулья, пишущие машинки и калькуляторы; срывали с петель двери и не оставили целым ни одного стекла. С особым наслаждением громили помещение ректората и главного секретариата. В Школе искусств и ремесел обстреляли столовую и учебные классы; разгромили лаборатории и мастерские, особенно последние, так как вид станков и точного инструментария приводил, казалось, военных в бешенство».