Вооруженные силы Юга России. Январь 1919 г. – март 1920 г.

«1. Наиболее животрепещущий вопрос для данного момента – это наша неудача на фронте.

При неудаче всегда масса (и на фронте и в тылу) ищет виновников. Конечно, этим дела не исправишь, да и занятие, которое, хотя нервирует массу и создает известное настроение и в армии, и в тылу, довольно болезненное, ибо дела не исправит.

Но если для массы это занятие бесполезное, надо помнить, что известное настроение и впечатление от этой же массы передается и тем, от коих очень многое может зависеть.

Одни обвиняют Ставку, другие «Особое совещание». Те, кои обвиняют «Особое совещание», в свою очередь, разделяются на два лагеря: одни ругают за слишком правое направление, другие – за слишком левое направление.

Лично я думаю, что виновны обе стороны: и Ставка, и «Особое совещание».

Ставка, правильней штаб, виновен тем, что не организована была военная сила в тылу, что допущено было чрезмерное продвижение войск вперед без соответствующего устройства тыла (и в военном и в гражданском отношении) и что, по-видимому, штаб не знал состояния войск.

«Особое совещание» (главным образом, Управление внутренних дел) виновно тем, что не справилось с устройством тыла[[194] ].

Это я отмечаю не с целью искать виновных, а для того, чтобы предостеречь от опасности искать причину неудачи в области политики.

А эта опасность есть.

И. П. Романовский на этих днях сказал мне примерно следующее: «Мы с вами несколько расходимся в наших политических воззрениях, и я не могу умолчать, что, по моему глубокому убеждению, мы сорвались на том, что в Малороссии фактически проводили слишком правую „гетманскую“ политику.

Н. И. Астров, представляя свою записку об изменении политического курса, также считал, что одна из причин неудачи – это неправильная политика.

Я лично считаю, что здесь не в политике дело, а в том, что мы не умели устроить тыла, не умели и не могли обуздать грабежи и насилия, чинившиеся и войсками, и Государственной стражей, и органами контрразведки.

Если же мы теперь начнем менять политический курс, то попадем в еще более тяжкое положение.

2. Реорганизация «Особого совещания».

Сговориться с казаками теперь будет трудно. Вчера мне Харламов сказал: «Не скрою от вас, что настроение среди членов конференции несколько изменилось и некоторые говорят так: когда Добрармия занимала Орел, то с нами не церемонились и говорили очень твердым языком; теперь пора и нам заговорить другим языком».

Но если б даже разговоры с казаками шли гладко, вряд ли теперь своевременно создавать всю ту постройку, которая намечалась.

Н. И. Астров настойчиво доказывает (а Федоров к нему присоединяется), что «Особое совещание» отжило свой век, что теперь надо создать небольшое деловое правительство (из пяти-шести начальников главнейших управлений) и через него Вашему Превосходительству управлять всеми «министерствами». При таком небольшом «волевом» (как выражается Н. И. Астров) правительстве должен быть законосовещательный орган.

Этот вопрос члены «Особого совещания» просили поставить на обсуждение в присутствии Вашего Превосходительства.

Сегодня был у меня П. Б. Струве. Говорит, что все (и правые, и средние, и левые) ругают «Особое совещание».

Что, по его мнению, надо положить руль направо и, отметая всякое соглашательство, твердо проводить военную диктатуру.

Должен сказать, что с эвакуацией начальников управлений в Новороссийск, а управлений – в Крым дело осложняется чрезвычайно.

Ясно, что «Особое совещание» действительно надо реорганизовать, но как – это сказать трудно».