Выполнение этой задачи я возложил на него как на командующего Кавказской армией. Генерал Врангель должен был переговорить со старшими кубанскими начальниками и представителями «линейской» группы и сосредоточить в район Екатеринодара ко времени открытия Краевой Рады надежные войска, чтобы затем действовать в зависимости от обстоятельств. Во избежание каких-либо ненужных эксцессов, не оправдываемых государственными интересами, я командировал в помощь генералу Врангелю в качестве советника по части политической начальника отделов законов и пропаганды К. Н. Соколова. Они приступили к действиям.
«Группой членов Рады, — как докладывал засим генерал Врангель, — составлен был проект изменения кубанской конституции, который предположено было внести на утверждение Краевой Рады». Сущность этого проекта, обсуждавшегося затем бароном Врангелем совместно с профессором Соколовым, заключалась в том, чтобы, не посягая на автономию края, придать выборному атаману действительную власть, сохранив ответственность его перед Краевой Радой. В общем схема управления представлялась в следующем виде:
1. Высшая власть в крае — Краевая Рада.
2. Исполнительная (отчасти и законодательная) власть — атаман и назначенное им правительство.
3. Законодательная Рада упраздняется.
4. Краевая Рада созывается и распускается атаманом ежегодно. На время созыва Рады вся власть принадлежит ей.
5. Необходимость создания отдельной Кубанской армии отвергается.
Вместе с тем принимавшие участие в составлении новой конституции кубанские деятели предъявили главному командованию ряд пожеланий, одобренных бароном Врангелем, главным образом, экономического и военно-служебного порядка. Среди них было, между прочим, одно бесспорное — урегулирование долгов нашего интендантства кубанским органам продовольствия. Другое — об установлении права Войска на получение определенной части захваченной Кавказской армией военной добычи — я отклонил, считая, что оно осложнит до чрезвычайности положение вопроса, вызовет обиды и соревнование и выльется в конце концов в организованный грабеж. Точно так же я отклонил требование привлечения иногородних на службу в кубанские части ввиду тех тяжелых отношений, которые существовали между двумя группами населения Кубани.
После ознакомления с настроением своих частей генерал Врангель несколько поколебался, не имея уверенности «в стойкости их в случае разрешения внутренних вопросов оружием» и опасаясь «бури на Дону» (Из письма к генералу Покровскому от 21 октября.). Поэтому он указывал находившемуся в Екатеринодаре генералу Покровскому, на которого возложено было им непосредственное выполнение задачи, «принять все меры к недопущению… вооруженного выступления, арестов и так далее… Предъявляя известные требования, можно опереться на армию, но использовав это оружие лишь как Дамоклов меч, отнюдь не нанося им удары». Барон Врангель надеялся на «благоразумие одной части Рады и на достаточность военной угрозы для другой». «По сведениям моим, — писал он, — призрак военного переворота уже пугает кубанских Мирабо…»
Эти надежды не оправдались. Около 50 членов Рады — «линейцев» — не прибыло вовсе, что еще более нарушило соотношение сил, и с первого же дня Рада, подчинившись вполне влиянию самостийной группы, приняла ярко враждебную нам позицию. Идеи борьбы с большевиками и устроения края отошли на задний план; весь пафос радян сосредоточился на борьбе с властью Юга.
После носившего демонстративный характер чествования памяти Рябовола в Раде оглашено было письмо донского демагога Агеева, прославлявшее казачество и необычайно резкое в отношении «классовой диктатуры», «политики помещичьего шарабана и карет с графскими и баронскими гербами». Это письмо, чтение которого сопровождалось бурными аплодисментами, в десятках тысяч экземпляров было распространено затем по Кубани. Естественным послесловием к нему была речь престарелого депутата Щербины, говорившего: «Прочь же с дороги темные силы! Кубанцы идут по битому пути демократизма и своих исторических заветов!..»
На третий день сессии, 26 октября, Рада, вопреки мотивированным протестам атамана и «линейской» группы и не допустив обсуждения кандидатур, избрала «заместителем» председателя Рады[132]
И. Макаренко[133], лидера самостийников, человека чрезвычайно озлобленного против Южной власти и страдавшего анекдотическим самомнением. За несколько дней перед тем он с кафедры Законодательной Рады бросил тяжкое оскорбление кубанским войскам: «Кубань не родила до сих пор ни одного порядочного генерала!» И, агитируя в кубанских станицах, сообщал им «радостную весть»: «Идет батько Махно и несет свободу…»Избрание это являлось только вызовом, так как И. Макаренко был абсолютно нетерпим в глазах меньшинства — «линейцев», да и в своих же кругах считался человеком «бестактным и политически ограниченным».