Вооруженные силы на Юге России

Наконец, в очень узкой конюшне я обнаружил красавца молодого каракового жеребца. Сейчас же распустил кляч и напутствовал их ударами нагайки, чтобы они разбежались по своим конюшням. Я прицепил повод Ваньки к колодцу и вошел в конюшню, посвистывая и разговаривая с жеребцом. Я старался пройти к его голове, чтобы отвязать его, но опасался его крупа — не ударил бы. Жеребец был явно рад появлению человека. Он дрожал при каждом орудийном выстреле. Мне удалось проскользнуть мимо крупа, но тут жеребец прижался ко мне же и взял меня в плен, зажав между собой и стеной. Глупейшее положение, двинуться не могу. Я стал колоть его в живот рукояткой плети. Это подействовало, и я смог пройти к голове. Похлопывая его по шее и разговаривая с ним, я отвязал его и даже повернул в очень узкой конюшне.

В этот момент появился в дверях Ванька, отцепившийся от колодца. Жеребцы обнюхали друг друга, и тут началось столпотворение вавилонское, то есть очень опасная для меня драка. Жеребцы заржали, а скорее завизжали, и пошло, и пошло. Я забился в угол, прикрыл голову рукой, а другой стегал нагайкой кого придется. Их копыта мелькали перед моим лицом, и иногда я ощущал жестокие удары, мне не предназначенные. К счастью, на мне были полушубок и заячья папаха, которые смягчали удары. Наконец жеребцы выкатились во двор. Я стал было себя ощупывать, не повреждены ли кости, но шум драки заставил меня тоже выскочить. Жеребец сидел на Ваньке и впился зубами ему в холку, Ванька же кусал его ногу.

Чего доброго, он загрызет Ваньку и сам удерет. Тогда я останусь совсем без лошади.

Забежав с другой стороны, я пришел на помощь Ваньке, лупя изо всех сил жеребца нагайкой по морде. Он не сразу отпустил, но в конце концов мне удалось их разнять. Жеребец ускакал на улицу. Ванька и я, оба порядочно избитые, последовали за ним на улицу. Я увидал жеребца в конце улицы. Он стоял и, видимо, не знал, что предпринять. Хорош. Я посвистел. Он навострил уши и тотчас же поскакал к нам. Мне пришлось встать перед Ванькой и отогнать его нагайкой, чтобы они опять не сцепились. Он ускакал. Таким образом, то подсвистывая его, то угоняя, я пошел к площади.

Вдруг откуда ни возьмись появился один из наших офицеров (уж не грабил ли он пустые дома?). Я попросил его подержать Ваньку и сам попытался словить жеребца. Но не тут-то было. Он от меня увильнул и набросился на Ваньку. Офицер бросил мне повод Ваньки.

Я не тореадор, не ковбой и не осел, чтобы дать себя убить этим проклятым жеребцам. Делай как знаешь. И ушел.

На площадь выходила наша колонна, и тотчас же несколько кавалеристов бросились ловить жеребца, несмотря на мои крики, что это моя лошадь. Но жеребец не дался. Когда прибыла батарея, то с помощью брата мы загнали его в батарею, и мне удалось схватить его оголовье. Но жеребец совершенно обалдел от вида стольких лошадей и стал крутиться, пятиться, ходить дыбом и расстроил всю батарею.

— Уберите эту лошадь! — заорал полковник Шапиловский, старший офицер батареи.

Сам полковник Колзаков командовал батареей редко. Брат посоветовал привязать жеребца к загородке церкви, идти на квартиры и вернуться за ним пешком.

Я поставил Ваньку в конюшню и пошел за жеребцом. Он был еще тут, и у меня было впечатление, что он меня узнал. Но вести его на нашу квартиру оказалось чрезвычайно трудно. Он шел три-четыре шага по земле и потом вставал на дыбы и нес меня по воздуху, потом опускался на землю, снова шел и снова дыбил. И так всю дорогу, без перерыва.

Когда лошадь, которую вы ведете в поводу, встает на дыбы, нужно повиснуть у нее на оголовье. Ей становится тяжело, и она возвращается на землю. Руки должны быть согнуты, а не вытянуты, иначе лошадь может поставить вам копыто на плечо и раздавить.

На квартире жеребец ни за что не хотел входить в сарай. Пришлось привязать его к повозке и вкатить ее вместе с ним. В этот день я его не поил и не дал ячменя, а только сено, чтобы он немного ослабел. На следующий день я его напоил, накормил и проводил время с ним, чтобы он ко мне привык, но он плохо принимал мои авансы.

На третий день решили его седлать. Его, конечно, никогда не седлали. Брат с двумя товарищами повисли на оголовье. Клиневский метал ему седло на спину. Я же, с другой стороны, должен был передать ему подпругу под животом жеребца. Мы крутились по всему двору, седло каталось в пыли, но все же взнуздали, поседлали и вывели на дорогу. Наша хата была крайней у степи. Брат сел в седло.

Раз, два, три. Пускай! Мы отскочили, а жеребец прыгнул и помчался в облаке пыли. Вскоре он снова появился, мы бросились и вцепились в оголовье. Брат слез, я сел.

Пускай! Жеребец поскакал, а я его нахлестывал.

Но я почувствовал, что он сдает. Я перевел его на рысь и стал с ним разговаривать. Он дрожал и был весь в мыле. Я перевел его на шаг, похлопал по шее. Он навострил уши. Он сдавался. Я стал ему объяснять значение повода. Вернулся я шагом, расседлал, протер соломой и хорошо накормил в этот вечер.