Вооруженные силы на Юге России

Наконец мы вышли из хутора. Стрельба прекратилась. Я спрыгнул на землю и подошел к Мею. Он соскользнул ко мне на руки. Он был мертв, убитый двумя пулями. Эскадроны и батарея спешились и с карабинами в руках и злобой в сердце пошли опять в хутор. Мы не встретили сопротивления, это были лишь жители, которые устроили нам засаду. Парни разбежались, а тех, которых мы поймали, тут же и пристрелили. В хате, где я пил молоко, лежал крестьянин в шапке и стонал. Старуха уверяла, что он болен. Сорвали одеяло, рядом с ним лежала винтовка. Крыши некоторых хат облили керосином из ламп и подожгли. Но мокрая солома не загорелась, а только обгорела.

Некоторое время спустя батарея ночевала на этом самом хуторе. Жители, конечно, нас не узнали и рассказывали нам о зверствах, но о причине умалчивали. Смерть капитана Мея была большой потерей для батареи, он был прекрасный офицер. Для меня же он был примером, часто помогал мне советом.

Я заболел, и доктор отправил меня, юнкера Мокасея-Шибинского и еврея-портного в Мариуполь, в наш обоз второго разряда. Я дал Гайчула поручику Лагутину^{185}. Карабин остался у брата.

Мариуполь

Мы приехали в Мариуполь по железной дороге. Оказалось, что наш обоз второго разряда ушел несколько дней назад в Таганрог. Еврей-портной тотчас же нашел знакомых и от нас отделился, больше мы его не видели.

С Мокасеем-Шибинским мы шли по главной улице, не зная, что нам делать, когда увидали только что открытый лазарет. Мы вошли в него и были приняты, кажется, первыми больными. Какая роскошь! Чисто, просторно, тепло и светло. Настоящие кровати с простынями, наволочками, внимательные доктора, хорошенькие сестры. Мы попали как в рай. Какое блаженство вымыться в ванной, одеться во все чистое, освободиться от вшей, спать в чистой постели, не бояться быть разбуженным выстрелами. У Мокасея был возвратный тиф, у меня плеврит, мне ставили банки.

Вскоре лазарет наполнился больными. Из первых пациентов образовался «клуб», который держался на моей кровати и на кровати моего соседа, вольноопределяющегося Ингерманландского гусарского полка, москвича Смирнова. Сестры были с нами дружны и посещали наш клуб.

Доктора и сестры иногда прибегали к помощи нашего клуба, чтобы установить порядок среди новоприбывших. Помню один случай. Прибыл юнкер гвардейского полка и не хотел отдавать винтовку, желая положить ее в кровать рядом с собой. Главный врач, старичок, тщетно пытался ее у него вырвать. Юнкер ее не отдавал, и вся палата гоготала над этим неприличным зрелищем. Тогда я встал, подошел к юнкеру и тихим, но решительным голосом сказал:

— Юнкер, я офицер и приказываю вам подчиниться правилам лазарета.

Юнкер вытянулся и отдал винтовку, смех смолк, доктор унес винтовку, а я, сильно покраснев, ушел к себе.

После этого я стоял у окна. Ко мне подошел больной, видимо офицер.

— Вы меня не знаете, но я вас знаю. Я вас и вашего брата наблюдал на станции Тихорецкая, когда нас перебрасывали на Украину с Северного Кавказа. Знаете ли вы, что это такое?

Он показал мне в горсти руки такую же картонку, как тогда показал мне капитан Мей. Только на его картонке вместо двух было четыре поперечные лычки, что означало высокий чин монархической организации.

— Да, знаю.

Он спрятал картонку в карман.

— Не подходите ко мне, не разговаривайте. Быть может, вы нам понадобитесь.

Он отошел, оставив меня в растерянности. Я хотел объяснить, что не принадлежу к этой организации, но он уже отошел. После этого я его побаивался, но, к счастью, я ему не понадобился.

В лазарете не было офицерского отделения, лежали все вместе. И мне думается, что это было хорошо. Не было зависти. Конечно, группировались сами собой по степени интеллигентности. Казаки вместе, солдаты в одном углу, офицеры в другом. Кормили хорошо, были книги. Болезни я не чувствовал, был ведь очень молод и хорошо тренирован охотой (на охоте приходилось и мокнуть, и уставать, и много ходить).

Но счастье, как известно, не долговечно. Махновцы подступили к городу, в котором войск не было, а только обозы второго разряда, персонал которых, это тоже известно, дает никудышных солдат. Мы с Мокасеем стали думать, что нам делать. Пришел Смирнов и под большим секретом сообщил, что этой ночью ингерманландский обоз идет в Таганрог и возьмет нас с собой. В опасные моменты лучше находиться с войсками.

Мы выписались из лазарета, хотя доктор нашел, что рано, и провели ночь в ингерманландском обозе. Никуда он не пошел, а под утро всем гусарам раздали ружья и патроны. Мы вышли на улицу опять в недоумении, что нам делать. Вдруг увидали объявление о мобилизации и решили идти туда. Там набралось всякой швали сотни три. Толстые коммерсанты, чиновники, боящиеся ружья, и ученики последних классов. С большим трудом удалось построить из этой толпы две шеренги. Нам раздали французские трехзарядные винтовки и сотню патронов.

— Мы пойдем наступать против махновцев. Добровольцы, три шага вперед.