Вооруженные силы на Юге России

Это не имело никакого эффекта. Она с большим проворством стала гоняться за мной вокруг стола, иногда внезапно меняя направление. Я был так испуган, что схватил револьвер, но и он на нее не подействовал. А стрелять, хотя бы вверх, я все же не решился. Сказали бы, офицер напился и стрелял в старуху. Так мы крутились вокруг стола, наконец мне удалось выскочить на двор, старуха за мной по пятам. На дворе лестница была прислонена к крыше сарая. С обезьяньей ловкостью я взобрался на крышу, сбросил лестницу и уселся на перегиб крыши. Уф! Спасен. Вот чертовка!

Старуха внизу во дворе что-то напевала, пританцовывала и манила меня своим крючковатым пальцем. Среди двора была круглая клумба цветов.

— Что вы делаете на крыше с револьвером в руке?

Поручик Арсеньев спрашивал меня со стороны улицы. Я очень сконфузился, спрятал револьвер в кобуру и объяснил обстановку.

— Ха-ха-ха. Офицер, который испугался старой женщины и влез на крышу! Ха-ха-ха. Ведь никто этому не поверит.

— Если вы так храбры, как говорите, то войдите во двор. Вход находится за углом.

Арсеньев выпятил грудь и очень решительно вошел во двор. Но старуха тотчас же за ним погналась, и вот мой герой, удирающий от нее вокруг клумбы. Я же, на крыше, чувствуя себя в безопасности, смеялся навзрыд. Наконец Арсеньеву удалось вырваться в калитку и он ушел, ругая меня и старуху на чем свет стоит и преследуемый моим хохотом. К счастью, мастер вскоре вернулся. При его виде старуха сразу присмирела. Он ее запер и помог мне слезть с крыши. Я взял свои вещи и ушел на другую квартиру.

Патрули

Я был назначен с тремя солдатами патрулировать на окраине города в расположении батареи. Соседние полки выслали тоже патрули, и моя задача состояла в том, чтобы ходить от одного казачьего патруля до другого. Это было крайне опасно, потому что казаки, вдрызг пьяные, принимали нас каждый раз за красных и готовы были открыть огонь. Стоило немалого труда уговорить их, что мы батарейцы. Убедившись же в своей ошибке, казаки непременно хотели поить нас теплой водкой, что тоже было крайне неприятно. Водка холодная, с закуской — вещь божественная, а теплая и не вовремя — отвратительна. Но поди убеди пьяных в этом! Когда наконец кончилось мое патрулирование, то у меня было чувство избегнутой смертельной опасности от своих же пьяных.

Покинули мы Изюм без сожаления. Дура из-за бескормицы, а я из-за старухи и патрулей. Кроме того, в Изюме есть было нечего. В таких случаях подтягивали поясной ремень.

На Купянск

Мы провели ночь в Боровой. Наутро двинулись дальше, в направлении на Купянск. Местность была волнистой, дорога шла с холма на холм. Поэтому Топорков, используя местность, придал колонне совсем необычайный характер. Сам Топорков, полусотня казаков и наши обе батареи составляли авангард. Три казака шли рысью впереди от холма к холму и осторожно выглядывали из-за гребня, если в следующей долине никого не было, то они рысью шли к следующему холму. Справа и слева на опушке леса шло по одному казаку — это было наше боковое охранение. Полки шли в полуверсте сзади.

Часов в десять утра передний казак снял папаху. Это был условный знак, что он видит неприятеля. Другой казак уже скакал к Топоркову.

— Большая колонна пехоты двигается нам навстречу, совсем близко.

Топорков послал сказать полкам подтянуться, приказал нашим двум батареям построить развернутый фронт и идти вперед. Сам он поскакал и выглянул из-за гребня и затем вернулся к нам.

— Выезжайте наметом, подойдите возможно ближе и жахните картечью. Посейте у них беспорядок, я атакую всеми полками. Идите с Богом!

Мы двинулись рысью и перешли в галоп. Выскочили на гребень. Рядом с нами оказалось красное охранение в несколько человек, на которое мы не обратили внимания и которое мялось, не зная, что им делать.

Перед нами в долине шла громадная колонна пехоты, артиллерии и обозов. Они не сразу сообразили, кто мы такие, так что мы смогли подойти к ним очень близко, шагов на двести. Потом поднялась беспорядочная стрельба. Мы снялись с передков, только когда стали падать убитые лошади.

— Налево кругом! С передков! К бою! Картечью. Три патрона. Огонь!

Стрельба очень усилилась, но смолкла после нашего залпа. Все смешалось и побежало, давясь и толкаясь. А наша картечь вырывала дыры в этой охваченной паникой толпе. Ни о каком организованном сопротивлении не могло быть и речи. Мимо нас прошли на рысях полки и ударили в эту кашу. Все сдались. Едва ли все длилось более десяти минут.

Красных войск больше не существовало. Были бесконечные колонны пленных, батарея, не сделавшая ни одного выстрела, большие обозы с патронами и зарядные ящики со снарядами. Пленных, орудия и обозы отправили под конвоем в тыл, а зарядные ящики и патроны оставили у себя и образовали из них особый парк при дивизии. Вероятно по старой памяти о командировке, Топорков назначил меня им командовать. Это мне очень не нравилось, и я это выразил капитану Обозненко^{190}, нашему старшему офицеру, который мне на смену прислал прапорщика Форберга^{191}. А я смог вернуться в наше орудие.