Воплощение

Он повёл своим длинным тонким пальцем по моему предплечью, медленно и устрашающе, но я хлопнула по нему.

— То есть я для тебя просто игрушка? И всё? — спросила я, запрещая себе фокусироваться на боли, которую причинили его слова, но всё же они оставили ожоги третьей степени на моём сердце.

— Говоришь так, будто это плохо. Разве ты не любишь играть, ангел?

Я не стала отвечать. Я отказываюсь играть с ним в кошки-мышки. Я попыталась потянуться к нему через нашу связь — почувствовать его эмоции через узы, что нас соединяли, — и вернуть его, но нет, там была лишь пустота. Словно канат отрубили, и теперь он уныло болтается на ветру, даже зацепиться не за что.

— Почему я больше не чувствую тебя? — озвучила я свой вопрос. Мне нужно, чтобы он дал мне какое-нибудь объяснение.

Доминик лениво улыбнулся.

— Потому что нечего.

Мой живот сводило и скручивало. Меня бы уже стошнило, да только внутри ничего, кроме желчи.

— То есть у тебя не осталось ко мне никаких чувств? — тихо произнесла я, желая, чтобы он сказал об этом прямо. Чтобы растоптал в пыль остатки надежды, за которые я продолжаю отчаянно цепляться.

Его взгляд потемнел.

— О, чувства есть, моя искусительница, но не те, которые ты пытаешься найти.

Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— А что с кровными узами?

— А что с ними?

— Мы всё ещё связаны? — прямо спросила я, устав от его игр.

— Ты бы этого хотела? — улыбнулся он.

— Ответь на чёртов вопрос, Доминик.

Он вскинул глаза к потолку, словно правда была высечена где-то там.

— Допустим, сейчас наша связь сильнее, чем когда-либо.

Смятение затуманило мой разум. Я совершенно не понимала, что он хочет этим сказать. Что вообще происходит? Если у него больше нет никакой эмоциональной привязанности ко мне, то почему кровные узы никуда не делись? И зачем он пришёл сюда? Зачем ему исцелять меня? Это всё какой-то бред. Если только… может, где-то глубоко внутри он всё ещё чувствует ко мне что-то… если какая-то часть его борется, чтобы вернуться ко мне. Может, мужчина, которого я любила, всё ещё там, подавленный демоном, захватившим его тело.

— Я всё ещё люблю тебя, — призналась я так тихо, что никто, кроме нас двоих, не услышал бы. — Я знаю, что ты всё ещё там, Доминик, и я не собираюсь сдаваться. Я буду бороться за тебя.

Он запрокинул голову и расхохотался. Таким маньяческим смехом, от которого у меня кровь застыла в венах. Дверь больничной палаты распахнулась, ударяясь о стену. Габриэль окинул взглядом Доминика. Его брови сошлись на переносице, челюсть напряглась, выдавая злость. В мгновение ока он пересёк комнату.

Моё сердце сжалось, когда Габриэль схватил брата за шею, сдёрнул со стола и ударил об окно. Стекло треснуло, грозясь разлететься на осколки.

— Я предупреждал тебя, — прорычал Габриэль. Его голос пугающе гремел из глубины горла.

Доминик продолжал ухмыляться. Улыбка не покидала его лица ни на мгновение.

— Ты мне не указ, братец. Давно уже пора было это понять, ещё когда…

Габриэль впечатал его в окно, и на этот раз стекло взорвалось за ними, осыпавшись дождём из конфетти на братьев.

— Ты зашёл слишком далеко, — сказал Габриэль, после чего достал из своей кожаной куртки кол и замахнулся, но Доминик был на десять шагов впереди.

Моё сердце подпрыгнуло к горлу, когда Доминик в волчьем обличье оттолкнулся задними лапами, прыгнул на Габриэля, повалив брата на пол, и рассёк когтистой лапой его лицо. Четыре глубокие ярко-красные раны остались на щеке Габриэля. Злой волк слез с него, запрыгнул на подоконник и, бросив последний взгляд на меня, выскочил наружу.

Габриэль тут же поднялся на ноги и бросился к окну, но было уже слишком поздно. Я, не глядя, знаю, что Доминика там и след простыл.

Габриэль, высунув голову в окно, выругался.

— Ты цела? — спросил он, не поворачиваясь.

Я видела, как раздуваются его ноздри. Он пытался прийти в себя после всплеска адреналина.

— Да, я в порядке.

Он развернулся и посмотрел на меня. Его виноватый взгляд скользнул по мне, ища признаки насильственных действий. Но на мне были только шрамы от ожогов. А его взгляд переполняли сожаление и самобичевание. Я буквально чувствовала их вкус на языке.

— Я в порядке, Габриэль, — повторила я. Он переживает, что я оказалась в смертельной опасности из-за его опоздания. — Никаких новых ран, только эти уродливые шрамы, — добавила я, пытаясь разрядить обстановку, но ни один из нас не улыбнулся.

— Это почётные шрамы, — ответил он, подходя к моей койке. — Со временем они заживут, но до тех пор тебе стоит носить их с гордостью.

Я улыбнулась. Он уже не раз учил меня смотреть на вещи шире.

— Спасибо тебе, Габриэль. За всё. Трейс рассказал мне о том, что вы сделали для меня.

Я не стала упоминать о том, что Доминик всё равно умудрялся регулярно проникать сюда. Не стоит Габриэлю знать, что их забота и самоотверженность были напрасны.

— Ты уже выглядишь намного лучше, — отметил он, разглядывая моё лицо.

Я кивнула.

— И буду ещё лучше, как только выйду отсюда.

— А когда ты сможешь выйти? — поинтересовался он.

Я ухмыльнулась.

— Не знаю. Как быстро ты сможешь вынести меня из больницы?

Он скривился.