Воплощенный идеал (сборник романов)

— Как-то уже поздновато, Ральф, — негромко заметил я.

— Знаешь что? — прогремел он, и мне сразу стало тесно в одной каюте с этим верзилой. — На кон, черт побери, поставлена моя жизнь. Ты установишь многослойные поперечные балки или ищи другого капитана. Я не намерен плыть вокруг света на развалюхе.

Понятно, он нервничал. Понятно, что он нервничал больше любого из нас. Но его претензии могли задержать нас не на один день и выбить из графика.

Однако Ральф уперся. В конце концов я пожал плечами и велел бригадиру начать разборку кабины.

В результате нам пришлось увеличить темп, и я начал терять счет дням. Несколько раз в день являлась Сюзанна и подвергала меня принудительному кормлению кофе и белковыми фрикадельками — у меня развилось извращенное пристрастие к этим долгожующимся комочкам, закупленным в качестве долговременного запаса для Стренга.

Сюзанна рассказывала мне о продолжающемся конфликте между Риверсайдом и Организацией.

— Я начинаю беспокоиться, Кев, — сказала она однажды. — Уже были случаи вандализма.

— Например? — рассеянно спросил я, работая с электрической отверткой.

— Например, зверские изнасилования прекрасных невинных блондинок по имени Сюзанна.

— Ай-ай-ай, — кажется, пробормотал я набитым латунными шурупами ртом. Потом смысл ее слов просочился в мой заполненный фока-штагами, кильсонами и спинакерами мозг. — Что? — вскричал я, чуть не проглотив шуруп.

— Например, в автомобиле Синклера Синглтона заткнули выходные воздушные отверстия, а еще глушили частоту дистанционного управления бронтомехами, ехидно ответила Сюзанна. — Ты что, Монкриф, оглох?

— А известно, кто так развлекается?

— Организации — нет, а в поселке, конечно, все знают. Опять эти, как их, Свободолюбивые граждане.

После таких разговоров я стал на всякий случай выставлять по ночам сторожа. Спонсором проекта выступала Организация, и мне уже приходилось слышать ворчание в свой адрес, так что можно было всего ожидать.

Мы практически ничего не знали о том, что творится в других районах. Как высказался однажды вечером Стренг, когда телегазета находится в руках Организации, а личные поездки стали редки из-за уменьшения доходов, в мире может происходить все что угодно.

— Впрочем, — добавил он, — какого черта нам переживать из-за вещей, на которые мы все равно не можем повлиять? Вся эта мура из телегазеты, всякие новости с другого края Сектора — они не имеют никакого смысла. Они меня не касаются. Важно только то, что влияет на мои решения, и те новости, которые касаются лично меня. Если новость не попадает в эту категорию, я просто не желаю о ней знать.

В тот раз с нами был его преподобие.

— Ральф, — сказал он, — ты ужасный эгоист. Неужели ты, например, не чувствуешь сожаления, услышав о катастрофе космического корабля?

Стренг улыбнулся.

— Какое еще сожаление? Погибшие не имеют ко мне никакого отношения. Вообще, какова цель подобных передач? Огорчить меня? Если так, то, спасибо, не надо. С какой стати средства массовой информации будут диктовать, что я должен чувствовать! Да, Энрико, я эгоист. Но разве плохо, что я беспокоюсь о себе? Мы все это делаем.

— Но лишь ты признаешь это, — улыбнулся Бателли, цитируя одно из высказываний Стренга.

В этой дискуссии вновь мелькнул старый Ральф Стренг, которого мы знали и к которому привыкли. Но он беспокоил меня все больше и больше.

Он повадился приходить в мастерскую, горя желанием помочь, хотя в основном мешал. Чтобы заставить его сидеть спокойно, мы находили какие-нибудь мелкие поручения, на которые он тратил не один час, стремясь все довести до совершенства. Он снимал рубашку и терпеливо шлифовал руль, стараясь достичь идеальной закругленности и гладкости, которые удовлетворили бы в нем некоего внутреннего художника. Обычно гидродинамическая эффективность получаемой формы никого не волновала; она не была решающим фактором.

Но только не для Стренга.

Большой скандал разразился, если не ошибаюсь, в четверг.

— Послушай, Монкриф, мы ни за что не закончим этот идиотский катамаран к сроку! — выкрикнул он, сжимая в руке измочаленную наждачную бумагу. Пот ручьями стекал по его грязному лицу.

— Убирайся отсюда к черту, — огрызнулся я, — и не действуй мне на нервы. Постройка катамарана — не твоя забота.

Он продолжал нарочито спокойно:

— Я все равно собирался сказать тебе, Монкриф, так скажу сейчас. Я всерьез недоволен катамараном. Во-первых, запланированная тобой парусная площадь слишком велика. Я рискую опрокинуться. Нужно или уменьшить ее, или расставить пошире поплавки. Объясни мне, как, по-твоему, я смогу вернуть его в нормальное положение, если он действительно перевернется?

— Побойся Бога, Ральф, ты же знаешь, как ведут себя катамараны. Если они опрокидываются, их уже не поднимешь. Тут ни ты, ни я ничего не сможем поделать.

— И ты так спокойно об этом говоришь? О том, что я обречен из-за выбранной тобой конструкции?

— Когда ты соглашался, ты знал, что поплывешь на катамаране. Постарайся уж как-нибудь не опрокидывать его, только и всего.