Вопреки

— Рот прикрой! — резко среагировал отец, не давая мне ответить самой. Это было произнесено с такой твердостью, что даже Лариса Михайловна притихла, брат зло поджал губы, но удержался от последующих комментариев. — Мать отведи в комнату и накапай успокоительных. Дурдом, бл*ть! — последнее было очень неожиданным, отец если и выражался матом, то крайне редко, настолько, что звучание из его уст подобных слов резало слух. — На кухню пошли, расскажешь все.

Глава 23 часть 1

Разговор с отцом был долгий. Он выслушал все с титаническим спокойствием, не перебивая и давая мне высказаться, а после пододвинул ко мне, вытирающей ладонями слезы, покатившиеся из глаз, пачку сигарет. Я подняла взгляд на папу и вытащила из пачки сигарету. Понимание, что именно во время тяжелых событий в жизни ты резко взрослеешь не на какие-то пару лет, а сразу на десятки, выстрелило горьким осознанием. Закурила. Отец тоже взял сигарету и подошел к окну, открывая его, впуская прохладный ночной воздух в комнату.

— Тебе надо уехать, хотя бы на время.

— Я знаю пап, мне тут все равно не дадут работать. Горских уже разорвал контракт на поставки, испугался, что может стать следующим.

— У меня есть небольшое накопление, я дам тебе денег, уезжай, дочь. Ты не подумай, что я…

— Пап, не надо, — оборвала, уже понимая, что он произнесет следующее. — Я понимаю, и я тебя ни в коей мере не виню. И денег тоже не надо, у меня есть, хватит на первое время.

Я подошла к отцу и, затушив сигарету в пепельнице, что стояла на подоконнике, положила голову на его грудь, он обнял, прижав к себе, поглаживая по волосам, как в детстве, когда я была чем-то расстроена. Захотелось замереть в этом моменте, продолжая чувствовать себя маленькой девочкой, не имеющей никаких проблем, зная, что если что-то случится, то папа все решит, он же большой и сильный. Проблема была в том, что мне уже не восемь, а папа может решить далеко не все и за свои про*бы, как правило, отвечать надо самой.

— Марк был хорошим мужиком, — тихо на выдохе сигаретного дыма.

— Он в нашем последнем разговоре сказал, что любит меня, а я ничего не сказала в ответ, я думала, что у нас еще есть время, а оказалось его совсем не было, — горький ком подступил к горлу, перекрывая дыхание, а глаза снова резануло от подступивших слез. Отец обнял крепче.

Из квартиры родителей я выходила под осуждающим взглядом брата и поддерживающим отца. Мать не вышла из своей комнаты, но оно и к лучшему.

Внутреннее опустошение душило на пару с душевной болью. Поймав частника, таксующего у автобусной остановки, направилась к себе в квартиру. От добродушного вопроса водителя: «Случилось ли у меня что-то?», я горько ухмыльнулась, еле сдерживая рвущиеся наружу слезы.

Меня накрывало. Если первые сутки я пребывала в состоянии полнейшего шока, забытья от коньяка, мобилизуя все силы на то, чтобы не думать, стараясь решать какие-то текущие задачи, и выбраться из лап Исаева, то сейчас все мое самообладание, трещавшее по швам, лопнуло, как мыльный пузырь, и горечь, боль, пережитая потеря и осознание того, что вся моя жизнь какая-то сплошная череда ошибок и неверно принятых решений, протравливала до костей и остова души… Калинин, возвращение в родной город, Марк… А в итоге — совсем одна, лишь отец протянул руку помощи и подставил плечо.

Исаев… — неожиданно всплыло в сознании, в череде проносящихся кадрами событий, заставляя меня зло стиснуть зубы. Мразь и тварь, преследующая лишь какую-то свою цель.

Собирать вещи оказалось еще сложнее. Часть так и осталась в квартире Марка и возвращаться туда за ними я точно не стану, не смогу, не хватит ни сил, ни смелости. Как смотреть в глаза его родителям, зная, что они считают именно меня Иудой, предавшей их сына?

Сжимая в ладони связку ключей, на которой весел ключ от квартиры Вернера, вдавливая их в кожу до боли и ссадин, я захлебывалась слезами, боль требовала выхода, и я больше не могла ее сдерживать. Я сидела на полу у дивана, не в силах остановить рвущиеся из меня рыдания, не в силах перекрыть внутреннюю душевную боль физической. Мозг закоротило на последней фразе Марка и на картинке распростертого на асфальте в неестественной позе его тела. Где-то фоном надрывался телефон от входящего звонка, в дверь кто-то стучал, а мне было все равно, я провалилась в пучину своего собственного ада. Уткнувшись лбом в подогнутые колени, я слышала, как открывается дверь, слышала тяжелые шаги.

Я не видела его, но почувствовала кожей, что это именно Исаев, это его еб*чая способность менять атмосферу в любом помещении, в котором бы он не оказался: сгущать, концентрировать и угнетать; ее узнаешь из тысячи, даже после единственной встречи с ним.