Вопреки

 Я смотрю то ей в глаза, то на низ живота. Упираюсь членом между ее ног, коротко толкаюсь. В голове что-то взрывается, оглушает, ослепляет в одно мгновение.

Все установки быть нежным, неторопливым, дразнящим летят к чертовой матери. Я хочу ее до изнеможения. Хочу вколачиваться в ее податливое тело и ни о чем не думать.

Марьяна стонет. Она выгибается в пояснице, смотрит на меня с широком распахнутыми глазами, в которых застыло странное выражение. Я не понимаю его. Мой взгляд мечется между ее лицом, грудями, возвращается обратно. Мне нравится то, что вижу, нравятся ее стоны. Заводит ее прикушенная губа.

Бормочет что-то «боже», «мамочки», «о божечки», на каждый толчок прикрывает глаза, чтобы потом вновь их распахнуть и загипнотизировать меня ими. Чувствую, как вся сжимается, как внутри становится тесно. Вскрикивает, хватается за мои руки, выгнув спину.

Ускоряю темп, ловя ее поплывший взгляд. Марьяна что-то невнятное мычит, кусает губу, последние толчки совершаю с закрытыми глазами. Сильнее прижимаюсь к ней, рвано дыша ей в ключицу. Провожу языком по коже, ощущая солоноватость, она вздрагивает. Скатываюсь с ее тела, ложусь рядом. Слушаю наше частое дыхание. Какое-то время мы просто молчим, ничем не омрачая долгожданное воссоединение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На душе становится легко, светло, словно после затяжного дождливого периода серое небо прояснилось, и выглянуло солнце. Жизнь заиграла новыми красками. Так и хочется сейчас позвонить своему психотерапевту и сказать: «Доктор, я выздоровел. Больше в ваших услугах не нуждаюсь».

Марьяна встает с кровати, направляется в сторону ванной комнаты, на меня не смотрит. Слышу журчание воды, возникает желание присоединиться. У меня жизненная потребность трогать Марьяну, обнимать ее.

Едва встав с кровати, она возвращается, накинув на тело махровый халат. Вопросительно изгибаю бровь, выразительно глядя на узел пояса.

— Думаю тебе стоит вернуться в свою комнату.

— Не понял.

— Ночевать ты будешь в своей комнате, - терпеливо повторяет, словно я дебил.

Первое чувство недоумение, потом гнев. Не понимая причину смены ее настроения, натягивая маску равнодушия. Ощущение, что мной тупо попользовались.

Дважды повторять мне не нужно, торопливо одеваюсь. Марьяна стоит в сторонке, отрешенно смотрит в окно. Мы не прощаемся, не обмениваемся страстными взглядами. От желания громко хлопнуть дверью останавливает мысль, что в соседней комнате спит Кэтрин. Она может испугаться и заплакать. Поэтому я осторожно прикрываю за собой дверь, не оборачиваясь.

25 глава

(Марьяна)

— Ты сегодня припозднилась, - Элли с любопытством смотрит на меня, я вижу в ее глазах вопросы, не высказанные вслух. Не готова отвечать на личные темы. Слишком все настолько деликатно и непонятно, самой бы разобраться в себе.

— Плохо спала, - это чистая правда. После ухода Германа я не смогла уснуть, прикорнула под утро, но потом меня разбудила Кэти. А заснув, мне снилось то, что недавно было между нами. Снились его губы, снились его руки, жар его тела. И мне казалось, что он так же, как и я истосковался по нашей близости.

— Голова болит? – сочувственно спрашивает на мой жест, когда тру висок. Неопределенно пожимаю плечами.

Не голова болит, а душа. Мне срочно нужно что-то предпринять в отношении Соболя. Я словно очнулась после долгой спячки. Я почувствовала, как дышу полной грудью. Как-то мир заиграл другими красками, словно мне дали новую палитру цветов.

Мне нужен Герман: сейчас и навсегда. При этом я понимаю, что это невозможно. Мой лимит доверия к нему давно исчерпан, бонусов никаких нет.

— А где Кэти? – вспоминаю о дочери. Я неидеальная мать, но сейчас мне хочется обнять малышку и понять, что все делаю правильно. Безопасность превыше всего, а Герман не даст никаких гарантий, что его прошлые друзья не вспомнят о нем. Я не настолько наивная, чтобы верить в окончательный разрыв с криминалом.

— Она после завтрака убежала к Максу. С ними еще был этот красивый русский.

— Герман?

— Никак не могу запомнить это странное имя. Да, с ним. Кэти ему доверяет. Это странно, обычно она к чужим людям насторожено относится.

Родная дочь чувствует родного отца и тянется к нему на интуитивном уровне. Опять просыпается совесть и начинает отчитывать меня за то, что не помогаю воссоединению. Не представляю, как Кэтрин сообщить о том, что Герман ее отец. Не понимаю, как вообще мы сможем выстроить встречи, если Соболь живет в России, а мы в США. Слишком много вопросов нужно будет решить, когда все раскроется. И так ли это правда нужна для малышки? Она никогда не переживала по поводу того, что у нее нет отца. Кевин был вместо него, но слишком мало жизнь отмерила нам семейного счастья.

— Сегодня я не в состоянии работать, пойду Макса попрошу дать мне лошадь. Покатаюсь немного по окрестностям, - говорить невестке о том, что просто хочу побыть одна наедине с собой не собираюсь.