Пальцы покалывало ручной вышивкой, дорогой чешский стеклярус и бисер нежно переливались от малейшего движения. При наклоне корпусом корсет сплющивал грудь, пошло выделяя полушария и едва не выталкивая из плена острые напряженные соски.
«Шлюха — дочь знаменитого Брагина, вышла замуж за баснословно богатого, но неизвестного общественности олигарха, чтобы спасти утопающий бизнес отца».
Именно так напишут газеты. Именно так растопчут мою душу, замарают…
Не о такой свадьбе я мечтала. Не о таком счастье грезила. Но поздно метаться, когда уже вышел на эшафот.
Глава 2
— Мам, оставь меня в покое… Очень прошу.
— Моя дочь замуж выходит с лицом бледнее, чем у мертвеца. Не отстану. Да, я волнуюсь. И мне, представь, не все равно!
— Сомневаюсь.
— Я бы никогда не предложила тебе такой брак.
— Хватит.
— Я бы лучше бизнес загубила, — мама решила замучить меня нелепыми оправданиями, — чем тебя подкладывать под незнакомого мужчину.
Я покачала головой. Какое противное вранье.
И колкие слова сами выпорхнули изо рта:
— Ты это и сделала, когда трахнулась с главой холдинга — папиным конкурентом, и наш уютный мирок рухнул. Может, это ты слила ему важные документы? А? — я редко бываю жестока, обычно умалчиваю негодование или обиды, но сегодня мне можно все, даже исполнить маленькую прихоть — побыть стервой.
Мама сдержала удар, даже не вздрогнула, стояла возле меня березкой и спокойно смотрела сквозь отражение.
А я ехидно продолжила, очень уж хотелось расправы:
— Или ты думала, что я по голому заду его не узнаю?
— Молчи… — мама на глазах преобразилась, взгляд потемнел. — Как ты могла такое подумать? Я ничего не сливала! — не сказала, а прошипела.
Она таращилась на меня сквозь зеркало, ее фарфоровое лицо покрылось алыми пятнами, а руки сжались в кулаки и побелели.
— Я так тяжело тебя рожала, молоком кормила до года, как примерная мать, сопли вытирала и ночами не спала, когда ты болела… Неблагодарная.
— Ты изменяла мужу у него под носом с его конкурентом и врагом, — парировала я, будто это равноценные вещи. Глупо, согласна, но в тот момент, мой мир дробился на куски, и виновата во всем она! — Ты изменяла человеку, который дал тебе все. Не больно ты растекаешься благодарностью.
— Это другое, — мама помрачнела и осунулась. — Это нас с тобой не касается.
— Для меня не другое! Это! Предательство! Твой муж — мой папа. Любимый и единственный. — Жутко хотелось влепить ей по лицу ладонью, чтобы запомнила, как больно она делает другим, осознала, как неправа… Но чтобы не сорваться, я завела руку за спину.
Месть и злость не поможет нашей семье. Я все равно изменить ничего не могу, мне придется выйти замуж.
— Эн, я не прошу понять, прошу… — мама впервые увела в сторону загнанный взгляд. — Прости, что ты видела это. Я не хотела…
— Я не прощу тебе измену, — мне вдруг тоже захотелось зашипеть, но воспитание отца не дало выйти из себя — я намного сильнее всего этого. Потому я договорила спокойно и ровно: — Никогда не прощу, но и напоминать не буду. И сдавать тебя не стану в надежде, что ты…
Я посмотрела ей в глаза, они сверкали, будто там притаились слезы. Никогда не видела, чтобы мама плакала.
У нас дома слезы бывали только по поводу радости, папа запрещал нытье и уныние.
— Обещаю, доча, — кивнула мама. — Обещаю.
— Хватит обещаний, — я заломила пальцы. Они неприятно покалывали, словно перемерзли. — Просто попытайся.
Мама закусила губу и медленно хлопнула густыми ресницами. И почему я ей не поверила?
Руки от переживаний стали жутко холодными и влажными, дрожали безудержно. Соединив их в замок перед грудью, я тяжело выдохнула.
Вот бы улететь в Париж, спрятаться в любимой кафешке с чашечкой горячего имбирного чая, послушать, как щебечут французские птицы, как смешивается городской шум с постукиванием каблучков прохожих, как лирически смеется молодая и влюбленная девушка в легком платье, что спешит на первое свидание. Вот бы посмотреть ей вслед и умереть от зависти.
Мне придется закрыть сердце на замок, мечты сжечь и пепел развеять над Елисейскими полями.
Почему именно там? Не знаю. Наверное, греки лучше знали, где покоится счастье. Где нет болезней, нет страданий, нет забот. И там, где, как воспевают древние легенды, — вечная весна.
— Уходи к гостям, — через силу обратилась к притихшей маме. — Я сама здесь справлюсь. Аня уже все сделала с макияжем и прической, сейчас вернется с фатой. Уходи. Прошу тебя. У-мо-ля-ю. Мне неприятно стоять с тобой рядом.
Мама болезненно поморщилась, а я не смогла остановиться. Будто поезд, катилась с откоса, прямо в любимый домик, угрожая его разрушить.
— Мне противно, что я согласилась папе помочь вот так — фактически предложив себя. Противно, но другого выхода нет. Мы останемся на улице, если я этого не сделаю. Твои брюлики, операции, дорогие шмотки, путешествия — все на кону. И не смей говорить, что тебе это не нужно!