Вопреки приказу

Второй залп эскадра дала почти сразу, с минимальной паузой. Всего несколько секунд, требующихся, чтобы накопители перебросили энергию на разряженные орудия, но для космического боя это немало. Потому и эффективность второго залпа оказалась куда ниже – звездолеты противника успели закутаться в силовые поля, как младенцы в одеяло. И все же поврежденный первым залпом линкор они добить смогли. «Ушаков» и «Апраксин» сосредоточили на нем всю мощь, и огня двух кораблей защита не выдержала. Засветилась от перегрузки, дрогнула, затрепетала, как бабочка, а потом вдруг изобразила мыльный пузырь, буквально сдувшись в сторону и там уже тихо погаснув. А оставшийся один на один с плазменными орудиями корпус не выдержал и, будто только и ждал этого, развалился пополам. Минус два!

«Кутузов» тем временем обстрелял оба уцелевших линкора восточников. Не то чтобы совсем безрезультатно, задачу минимум он выполнил, что называется не давая врагу поднять головы, однако распределив огонь на две цели, пробить их щиты закономерно не смог. Восточники, в свою очередь, пальнули в белый свет, как в копеечку – откуда их атакуют, они все еще не поняли.

«Суворов» вновь ударил по авианосцам. Ударил хорошо, точно, а главное, в очень правильный момент. Правда, тут уже, в кои-то веки, успех оказался не заслугой Вассермана, а волей случая, но все равно получилось красиво. На вражеском корабле как раз пытались выпустить штурмовики, не самое умное под обстрелом, ведущимся непонятно откуда. В результате стартовый колодец оказался как раз на линии огня, и попали в него именно в тот момент, когда очередная машина, уже разогнавшись, выбиралась в космос…

От попадания штурмовик сплющился, как бумажный, и, превратившись в ком искореженного металла, врезался в и без того поврежденную попаданием стенку колодца. Само по себе это неприятно, но для корабля не смертельно. Правда, пилот вряд ли с этим согласился бы, но в тот момент он уже превратился в хорошенько размазанную по металлу обшивки и почти сразу запеченную до хрустящей корочки протоплазму. Но дело было уже не в нем.

От удара разрушились накопители, энергии которых хватало для того, чтобы не только разогнать многотонную машину до околосветовых скоростей, но и дать ей возможность вести многочасовой бой. Рвануло впечатляюще, однако и это для огромного корабля было далеко не смертельно – почти вся энергия взрыва ушла вперед, выплеснувшись через изувеченный, моментально оплавившийся колодец и тоннель силового поля в открытый космос. Однако следом уже разгонялся второй штурмовик, и он влетел прямиком в эпицентр буйствующей стихии. И взорвался.

Это было страшно. Носовая часть авианосца просто лопнула, раскрылась, как цветок, обнажив на миг блестящие металлом потроха. А потом корабль начало буквально выворачивать наизнанку. Вдоль ствола стартового колодца располагались склады, а в них боеприпасы и сменные накопители. Очень правильная компоновка, позволяющая быстро подготовить вернувшуюся машину к бою, но сейчас она обернулась против корабля и его экипажа, стремительно превращаясь в новую порцию раскаленной плазмы. И, когда огонь, пожрав сам себя, затух, корабль, жутко раздутый, словно воздушный шар, практически потерявший первоначальную форму, был уже полностью и безвозвратно мертв. Сгорели люди, сгорели машины. Гигантская братская могила, где в единое целое сплавились металл и углерод, оставшийся от тел членов экипажа, отправилась в свое бесконечное плавание по вселенной.

Восточники разобрались, откуда по ним ведут огонь, после третьего залпа, стоившего им двух мониторов – кораблей, почти бесполезных в космическом бою, но смертельно опасных при штурме планет. К тому моменту их звездолеты успели окончательно «утеплиться», выведя силовые поля на максимум, и защиту мониторов прорывали уже сосредоточенными залпами, по два линкора на каждый. Остальным достались легкие «шлепки» орудиями среднего калибра – чтоб, значит, не расслаблялись. Те и не расслаблялись – эффект внезапности был уже потерян, и сейчас корабли восточников открыли довольно точный огонь. Пока по площадям, но нащупать цели в такой ситуации – дело времени, все же численный перевес агрессора оставался велик.

Александров, неподвижно, как облитая жидким металлом статуя, восседающий в своем кресле, поморщился. Командиру вообще-то положено сохранять бесстрастное выражение лица, так написано во всех наставлениях, но под матовым забралом гермошлема все равно не видно, так что плевать. Он рассчитывал, что сможет вести обстрел в полигонных условиях как минимум на залп дольше, но у восточников оказались либо очень грамотные командиры, либо радары чувствительней, чем докладывали подразделения технической разведки. Впрочем, на данном этапе план адмирала имел солидный запас прочности, и такие мелочи вряд ли способны были кардинально изменить расклады.