Вопреки всему

Луиза не представляла себе ничего подобного. Сквозь дверь до нее доносилась музыка из «Мадам Баттерфляй». Она читала статью под названием «Шаг за шагом» и размышляла о том времени, когда ее ребенок начнет ходить, и до того увлеклась, что музыка вначале не доходила до нее. Дилемма заключалась в том, закрепляют ли подпрыгивания ребенка прыгательный рефлекс или придают уверенности неуверенным ножкам. Она все еще была поглощена этим, когда вдруг поймала себя на том, что напевает мелодию арии. Луиза замолчала и, подняв голову, обнаружила, что ария продолжается без ее участия.

Она подошла к двери с журналом в руке. Музыка звучала так громко, словно доносилась из холла, но это не имело ни малейшего смысла. Луиза прислонилась к двери и прислушалась. Она замерла, потрясенная. Это определенно было радио или кассетник, включенный на полную катушку. Хозяин дома не предупреждал насчет прихода рабочих, но это было уже чересчур. Вторая половина субботнего дня. Если бы Луиза всю неделю находилась на службе, она бы возмутилась подобной бесцеремонностью. Она возмутилась и теперь. Нащупала защелку и рывком отворила дверь. Состроила строгую мину и приготовилась сделать выговор.

Гаррис возлежал на полу под дверью. Рядом с ним находился портативный кассетник. На Гаррисе были солнцезащитные очки. Руки Гаррис удобно подложил под голову. Выглядело это так, будто он принимает солнечную ванну. Повернув голову в сторону Луизы, он одарил ее медленной улыбкой.

— Привет, великолепная! — высказался он.

Луиза онемела, потом оцепенела, как в параличе, и едва не выпустила из пальцев журнал.

На Гаррисе были джинсы. Черные. И черная футболка в обтяжку. Она обрисовывала мощный торс и крепкие бицепсы. Руки до локтей обнажены и покрыты гусиной кожей — в холле было холодней, чем в эскимосском иглу.

— Идиотский педераст! — выкрикнула Луиза. — Какого дьявола вы тут делаете?

— Исполняю для вас серенаду.

Луиза открыла рот и снова его закрыла. Она посмотрит на него вот так, молча, минуту или две, а тем временем сообразит, что предпринять. Он устроился с удобством и явно не собирался вставать, не обращая внимания на гусиную кожу. Он продолжал улыбаться, и, в то время как Луиза только и могла, что любоваться собственным отражением в его очках, он явно разглядывал ее сверху донизу.

— Гаррис, — выдохнула она и прислонилась к двери. — Полагаю, настало время нам с вами слегка объясниться.

— Объясниться? — Гаррис вытянул ноги.

— Да, я так думаю.

— Ну а я так не думаю. Незачем нам с вами объясняться. Я считаю, нам с вами надо заняться любовью.

Луиза подумала, что дело куда более серьезно. Она не собиралась, стоя на пороге, рассказывать о своем положении, но Гаррис, видимо, возымел твердое намерение покорить ее, если не сказать больше. На минуту ей стало жаль его: валяется на полу при арктическом холоде, притворяясь, что не дрожит под тонким слоем бумажного трикотажа. Чего доброго, готов предъявить свой генетический материал прямо здесь, на месте, а это было бы для него пустой тратой времени.

— Гаррис… — Луиза запнулась, подыскивая подходящие слова. — Что я сделала, чтобы заслужить подобное?

— Ты тоже меня хочешь. — Он расплылся в улыбке. — Не притворяйся, что это не так. Ты явилась ко мне в квартиру и практически набросилась на меня.

— Но… — Луиза сдала позицию и распахнула дверь. — Слушайте, почему бы вам не войти?

— Само собой.

Он вскочил с ковра в холле, словно подброшенный катапультой. Сгреб кассетник и ринулся к двери.

— И объясниться, — уточнила Луиза.

— Как скажете. — Он пожал плечами, неохотно соглашаясь, и Луиза отступила в сторону, пропуская его. Гаррис проскочил мимо нее и устремился в спальню.

— В кухню! — скомандовала Луиза.

— Разве мы не можем поговорить здесь?

— Нет.

Луиза заглянула в спальню, бросила на Гарриса повелительный взгляд и промаршировала в кухню.

— Ладно, в кухне так в кухне.

— И пожалуйста, выключите музыку. Она слишком громкая и мешает думать.

Музыка оборвалась. Луиза устроилась на одном из кухонных стульев и ждала, когда появится Гаррис. Журнал о воспитании детей все еще был зажат у нее в руке. Она швырнула его на стол. Надо найти способ объяснить Гаррису положение дел, и сделать это со вкусом. Сунуть ему под нос журнал было бы не слишком деликатно. Совсем недавно Гаррис затратил бездну усилий, чтобы соблазнить ее. Мужчина должен блюсти свое самолюбие. К тому же Гаррис — актер. Эго артиста требует известного уважения.

— Гаррис!

Молчание. Вообще ни звука. Луиза заправила волосы за уши. Он все еще у нее в спальне. Неужели уснул? Не может быть. Она встала и заорала:

— Гаррис! Немедленно иди на кухню, не то я тебя вышвырну вон!