Вопреки всему [Сборник]

Немцы не только были видны в прицельной прорези, не только не расплылись, чего он очень боялся, а изображения их сделались четче, резче, можно было даже разобрать их лица — угрюмые, прикрытые тенями, отбрасываемыми краями касок.

Перед наступающей цепью, словно бы страхуя ее, взорвались две мины, осколки плоско прошли над землей, не зацепив ни красноармейские окопы и тех, кто в них находился, ни наступающих фрицев, минометчики знали, что делали, своих старались прикрывать.

Куликов прикинул: сколько метров до немецкой цепи? Выходило, что не менее ста.

Надо было еще немного подождать. А он уже почувствовал, что находится на исходе, силы покидают его. Если он отключится, то рота Бекетова без его пулемета долго не продержится. Вот нелады-то, а! Куликов достал из кармана старый, выстиранный с мылом бинт, который хранил при себе на всякий случай, обмотал себе горло. Вкруговую.

Бинт начал неспешно намокать кровью. Куликов поправил его на шее, подивился тому, что не чувствовал боли: что-то в нем онемело, сделалось чужим, мертвым… Поэтому боли и нет. Но это пройдет, поскольку связано с нервами, с перекрученным внутренним состоянием, с осколками, посекшими его и что-то обрезавшими в теле, а все, что связано с нервами, на фронте проходит быстро… И в общем, здесь не та обстановка, чтобы разыгрывать из себя обиженную дамочку.

На глаза наползла муть, он аккуратно, чтобы не растревожить продырявленное горло, потряс головой, вновь нехорошо подивился тому, что боли по-прежнему нет. Он что, уже умер? Мертвый?

— Вася! — выкрикнул кто-то из-за спины, из окопа. — Ты держись! Не умирай. Без тебя немцев мы не сдержим.

Длинная речь. Этот парень чего, в довоенную пору вернулся, на комсомольском собрании выступает?

Минометы тем временем замолчали. Рота Бекетова, здорово поредевшая в последние два дня, тоже молчала: бойцы берегли патроны. С другой стороны, бойцы ждали сигнала, а сигналом, как правило, была очередь, выпущенная из "максима" Куликовым. Но пулеметчик молчал, он тоже ждал.

Над головой уныло посвистывал ветер, он уже облетел высотку кругом несколько раз, искал чего-то, но все впустую — не нашел. Хоть и суматошный был ветер, но живой, он видел Куликова и сочувствовал ему.

Атаку благополучно отбили — во время боя Куликов, находясь буквально на краешке сознания, слышал, как его и слева и справа подбадривали из окопов:

— Держись, брат! — и реагировал на эти голоса, держался. Из последних сил держался, из пулемета стрелял, как из винтовки, одиночными, — стрелял метко. А потом неожиданно пришла помощь — из-за спины выбежала свежая цепь бойцов, выкатилось несколько танков — популярных тридцатьчетверок и фрицы разом ослабли, побежали.

Немецкая артиллерия попробовала остановить свежие силы огнем, но не тут-то было, а вот Куликова этот заградительный огонь зацепил — осколок всадился ему в живот.

Через несколько минут он потерял сознание и уже не видел, как вместе с подкреплением в атаку пошел весь их батальон. И не узнал, что на помощь пришли бойцы 49-й гвардейской дивизии, специально брошенной в прорыв, чтобы поскорее выбить немцев из Смоленска.

Гвардейцы — свежие, не уставшие от изнурительных боев, хорошо вооруженные и одетые, — рванули вперед с такой скоростью, что обгоняли даже удирающие немецкие танки, не говоря уже о пехоте, у которой от утомительного бега с ног слетали сапоги, оставались в грязи вместе с брошенными автоматами и винтовками.

Ударили гвардейцы настолько сильно, что вечером того же дня на позициях роты Бекетова появилась похоронная команда, состоявшая в основном из стариков — людей опытных и мудрых, в свое время вдоволь повоевавших.

А похоронщики обычно не рискуют, на старости лет делают это все реже и реже, подбирают убитых солдат и укладывают их в братские могилы лишь тогда, когда фронт, передовые окопы оттягиваются на восемнадцать — двадцать километров от тыловых сил. Именно на столько, меньше нельзя, потому что на это расстояние обычно бьют дальнобойные пушки, — не то ведь не ровен час, пульнет какая-нибудь шальная пушчонка с длинным стволом и накроет бедных старичков в поношенной солдатской форме…

Дальность похоронщики определяли на слух, подняв над собой обслюнявленный палец и развернув себе к лицу запястье с пристегнутыми к нему часами. Чутко слушали воздух. Они хорошо знали, что в одну секунду летящий дальнобойный снаряд проходит триста тридцать метров… Звук выстрела был слышен хорошо, иногда под ногами даже вздрагивала земля, поэтому стартовое время отрыва снаряда от пушечного ствола старички засекали довольно легко и точно; дальше надо было считать секунды — "вручную".

За одну минуту снаряд пролетал без малого двадцать километров, цифирь эту старички давным-давно намотали на ус и эффективно пользовались ею с самых первых дней пребывания на фронте. В общем, можно им было без опаски двигаться вперед или же пора эта еще не настала, старые крокодилы определяли с завидной точностью.

Хоронили они людей в форме сноровисто, быстро — хорошо освоили скорбное дело, в течение часа справились со всеми погибшими в роте Бекетова.