Вопреки всему (сборник)

Как бороться с предательством, какой рецепт для этого годится, может дать хороший результат, что придумать, никто из наших мушаверов, увы, не знал… И совет толковый никто не мог дать. Ни сам Кривошеев, ни сподвижники его — все они, даже переводчик Салим, выходец из мусульманской семьи, сам мусульманин (потаенный, конечно же), были для афганцев чужими, неправоверными кяфирами. В разговорах афганцы со всем соглашались, кивали, поддакивали, секреты обещали не разглашать, но через десять минут предавали — очень легко, в одно касание, словно бы занимались этим всю жизнь.

И делали это с удовольствием, поскольку знали — за предательство им заплатят. А какой мусульманин откажется от лишнего афгани или, тем более, — от банкноты цвета травяного супа, вожделенного доллара, если деньги лежат на видном месте и взять их ничего не стоит — нагнись и бери. И никто ни единого слова не произнесет, чтобы остановить, даже не заметит этого, а всего делов-то — шепнуть нужному человечку на ухо несколько слов и все. Деньги — твои.

Через полтора часа разведчики дали свое заключение на информацию Мухаммеда: все верно, Лысый Гулям находится на указанном месте и будет находиться там еще два или даже три дня. Теперь все решали скорость, слаженность действий и точный расчет.

Разведчики постарались, по своим каналам проверили все банды Кале-Гуляма — важно было знать, где они находятся, в каких конкретно точках, не думает ли шеф подтянуть их к себе.

Если надумает, это будет не очень здорово, поскольку оружия у Лысого было много, а патронов еще больше, патроны он вообще не жалел, упакован был, говоря молодежным сленгом, по макушку, завязки были замотаны за уши.

Через час двадцать минут несколько вертолетов поднялись в воздух и взяли курс на Мазари-Шариф.

Дом, в котором находился Кале-Гулям, был по сельским меркам не просто богатым домом, а очень богатым, имел несколько приделов, стены у него были толстые, плотные, частично кирпичные, частично слеплены из глины, отдельно была возведена глубокая рисунчатая решетка для сушки изюма… Типично афганская поделка, каких Кривошеев в других странах не видел.

Дувал, которым были обнесены постройки и двор дома, удивлял своей высотой — в полтора раза был выше всех остальных деревенских дувалов, — и плотным был и крепким, пуля такую стенку не пробивала.

Конечно, для Лысого Гуляма, сидевшего где-то в глубине поместья, это было хорошо, но и для шурави тоже было хорошо. За таким дувалом можно было в случае чего укрыться, спрятаться, нырнуть вниз и уберечься от пули… Надо полагать, Кале-Гулям это тоже имел в виду, когда выбирал дом для отдыха.

В стороне от деревни на ровную площадку сели два "сарая" — вертолеты Ми-6, каждый из которых был способен перевезти целую роту бойцов.

"Хорошее место для осадки выбрано, — отметил про себя Кривошеев, — сейчас ребята оцепят кишлак и будет то, что доктор Коган прописал… Успели вовремя, что больному и нужно. Теперь ни один лысый или небритый мимо не прошмыгнет… И не лысый тоже".

Командир разведчиков — майор с двумя штопками на куртке-песчанке — следами пуль, вооруженный укороченным израильским автоматом, вольно болтающимся на груди, пригладил пальцами короткие пшеничные усики и сообщил Кривошееву:

— Мы тут двоих из команды Лысого Гуляма прищучили, узнали кое-что… В доме с Лысым народу немного, человек восемь, остальные разместились на окраине кишлака, сидят в двух дувалах.

— Главное — не выпустить их.

— Не выпустим, товарищ мушавер, не тревожьтесь.

Кривошеев не сдержался, невольно поморщился — никак он не мог привыкнуть к экзотическому, почти туземному "товарищ мушавер". Что-то очень уж дикое есть в сочетании этих двух слов.

— Да я и не тревожусь, — сказал он.

Быстро переместились в кишлак, за несколько минут взяли поместье, где находился Лысый Гулям, в двойное кольцо. В глубине двора, за дувалом, неожиданно прозвучал выстрел.

— Товарищ мушавер, товарищ мушавер, — разведчик сделал несколько суетливых движений, — надо бы из-под пуль в сторонку… А?

— Не беспокойтесь, майор. С тем, как свистят пули, я уже познакомился.

С плоской крыши одного из приделов дома дробной строчкой ударил автомат — явно не "калашников", звук был чужой, стук советского автомата был хорошо известен Кривошееву, а тут стреляли из иностранной машинки, вполне возможно, заморской.

— Простите, — выкрикнул Кривошеев майору и метнулся вперед, к дувалу, правя немного в сторону, где впритык к ограде росло старое дерево с большим корявым дуплом. Едва он достиг дувала, как сверху, с закраины на него посыпалась твердая глиняная крошка.

Стрелок был опытным, цель выбрал точную — человека, на котором не было погон, и защитная одежда его была не военной, а "штрюцкой", говоря языком писателя Куприна, — запоздал только стрелок на несколько мгновений, нажал на спусковой крючок, когда Кривошеев уже рванулся к спасительной стенке дувала. Хорошо, что запоздал, это была наука для Кривошеева.