Вопрос первоочередности

Однако тихий голосок у меня в голове нашептывал мне на ухо слова упрека. Итак, говорил он, ты убьешь мать, чтобы отомстить дочери. Прекрасно, врачеватель! Надеюсь, ты собой гордишься! Но что мне было делать? Извиниться? Добрый Сан-Рокка, полагаю был бы способен на подобное великодушие. Так ведь он был святым.

Те, кто полагает, что в те дни мое владение английской речью было достаточным, но ни в коей мере не полным, без сомнения, думают, будто я прибегаю к обману, излагая мои разговоры. Признаюсь, мой английский был недостаточен для выражения современных сложных идей, но для этого мне в нем не было нужды. Разумеется, с такими, как молодая Бланди, мне приходилось как-то обходиться английским; однако их манера выражаться обычно была столь простой, что никаких затруднений у меня не возникало. С остальными беседы велись на латыни, а иногда даже на французском - англичане благородных сословий известны как подлинные лингвисты, весьма способные к иностранным языкам, чьему примеру не помешало бы последовать другим народам, особенно немцам.

Лоуэр, например, свободно владел латынью и вполне сносно говорил по-французски; Бойль вдобавок постиг греческий, очень недурно изъяснялся по-итальянски и более или менее знал немецкий. Боюсь, латынь теперь выходит из употребления, к большому ущербу для нашей Республики, ибо в каком положении окажутся ученые люди, когда они лишат себя возможности беседовать с равными себе и будут обходиться разговорами только со своими невежественными земляками?

Но тогда я чувствовал себя спокойно, окруженный, как я считал, истинными джентльменами, стоявшими выше предрассудков простонародья. То, что я исповедовал католическую веру, лишь иногда толкало Лоуэра на колкую шутку, ибо у него страсть к острословию порой переходила в язвительность, но глубоко верующего Бойля нельзя было упрекнуть даже в этом: он так же уважал чужую веру, как был истов в своей. Иной раз мне сдается, что даже магометанин или индус был бы желанным гостем за его столом, лишь бы его отличали благочестие и интерес к опытам. Подобная терпимость - большая редкость в Англии, где ханжество и подозрительность составляют наиболее серьезный порок народа, имеющего множество недостатков. К счастью, мои знакомства в первое время ограждали меня от следствий этой национальной черты, если не считать пущенного мне вслед на улице грубого оскорбления или камня, когда в городе меня начали узнавать.

Следует сказать, что Лоуэр был первым человеком с моих младенческих лет, которого я почитал своим другом, и, боюсь, вот тут я неправильно понял смысл английского слова. Когда венецианец называет кого-нибудь другом, то делает это лишь по зрелому размышлению, ибо это значит, что такой человек почти становится членом вашей семьи с правом на вашу верность и помощь. Мы умираем за своих друзей так же, как за родную кровь, и дорожим ими, как Данте: noi non potemo aver perfetta vita senza amici - для совершенства жизнь требует друзей. Древние справедливо прославляли такую дружбу: Гомер восхваляет узы, связывающие Ахилла и Патрокла, а Плутарх - Тесея с Пирифоем, Среди евреев она редка - во всяком случае, в Ветхом Завете я не отыскал друзей, кроме Давида и Ионафана, но и тут обязательства Давида были не настолько велики, чтобы удержать его от убийства сына Ионафана. В нежных летах у меня, как и у большинства детей моего сословия, были товарищи детских игр и забав, но выросши и принявши на себя семейные обязательства, я отстранился от них, так как они стали тяжкой обузой. Англичане в этом сильно отличаются от нас; они обзаводятся друзьями на всех стадиях своей жизни и проводят различие между узами дружбы и узами крови. И приняв Лоуэра в свое сердце - я никогда не встречал никого, столь близкого мне по духу и интересам, - я ошибочно полагал, будто он платит мне тем же и принял на себя такие же обязательства. Но дело обстояло иначе. Англичане своими друзьями не дорожат.