Вопрос права

Вельбот молчал несколько секунд. Видимо, эта мысль никогда прежде не приходила в его кристаллические мозги, и теперь он переваривал ее, переворачивая так и эдак. У меня появилась надежда.

– Нет, – ответил вельбот, – поскольку человечество постоянно работает над расширением своих прав. В частности, за последнюю сотню лет в гарантированный минимум были добавлены три новых пункта и еще восемь подверглись переформулировке. Но в случае любого изменения я должен руководствоваться прежним гарантированным минимумом прав до тех пор, пока мне не будет сообщен новый.

Так. И здесь – мимо. Наивно было и думать о том, что можно как-то обмануть этого стража порядка. Я по-прежнему был в клетке, хотя и на воле. Из этой клетки было невозможно убежать, Рыба-Кит в два счета найдет меня по пеленгу.

И тут мне показалось, что я нашел блестящий выход.

– Эй, железо, как тебя там… – начал я.

– Модернизированная модель мозгового механизма… – завел он.

– Вот-вот. Слушай меня внимательно. Если, как ты утверждаешь, я имею право на информацию вообще, значит, я имею право и на информацию о том, как вывести тебя из строя…

– Безусловно, – ответил он, подумав самую малость. – Но хочу предупредить вас о том, что любая попытка повреждения спасательного средства будет являться посягательством на права обоих спасаемых пассажиров, и, следовательно, такая попытка будет мною пресечена.

– Обездвижишь? – спросил я.

– Обездвижу.

Это был тупик, и свет, забрезживший было впереди, погас.

– Но я хочу всего лишь реализовать свое право на одиночество! – закричал я в отчаянии. – Ведь мне больше ничего не нужно, слышишь!

– Реализуйте, – равнодушно сказал вельбот.

– «Реализуйте»! Как??!

Нет ответа. То ли машина не хотела за меня думать, то ли в самом деле не видела здесь противоречия. Но как я могу реализовать свое законное право на одиночество, если Рыба-Кит рвется реализовать свое не менее законное право на общество? В режиме разделения времени? День так, а день эдак? Я бы, пожалуй, согласился, но ведь Рыба-Кит не согласится ни за что. Но должен же быть хоть какой-то выход!

Право на свободное волеизъявление? Гм-м… Я могу сколько угодно изъявлять свою волю, это ничего не изменит. Не то.

Право на отдых? Но, с точки зрения вельбота, мы только и делаем, что отдыхаем. Не то.

Право на ненасилие над личностью? Чепуха, такого права не существует. Что такое насилие над личностью – ударить личность по голове? Не только. А дисциплина и единоначалие, присущее, скажем, космофлоту, – это не насилие над личностью? Будет ли сладок без кнута пресловутый пряник? А государство? А воспитание ребенка – не насилие над его личностью? Терпим же. Сколько угодно насилия над личностью – и ничего, живем и будем жить.

Не то. Я оставил эту мысль там, где она лежала. Правда, несколько позже выяснилось, что она все же пустила во мне кое-какие корни.

– Ладно, – сказал я, решившись начать сначала. – Ты можешь перечислить все права, которыми любой человек вправе воспользоваться?

– Право на жизнь, – начал вельбот. – Это основополагающее право, поэтому оно стоит первым пунктом в перечне гарантированных прав. Хотя, строго говоря, по закону все права равноценны и ни одно из них не может быть доминантно над другими.

– Дальше, дальше, – поторопил я. – Не болтай лишнего. Если понадобятся комментарии, я спрошу отдельно.

– Пункт два: право на труд как средство существования, – продолжил он. – Пункт три: право на труд как источник наслаждения; пункт четыре: право на рекреацию, пункт пять: право на здоровье…

Я терпеливо слушал. Примерно на пятидесятом пункте у меня заболела голова, а еще через полчаса я, вероятно, был похож на марафонца в конце дистанции и остро завидовал пещерным охотникам, косматым пращурам человечества, имевшим только одно право: жить, пока не съели звери. Я чувствовал себя опутанным правами по рукам и ногам.

– Пункт двести восемь, – тягуче тянул вельбот, – право на эстетические ценности как средство самосовершенствования. Пункт двести девять: право на продление жизни домашнему животному как средству сохранения душевного спокойствия человека…

– А домашнему растению? – спросил я с некоторой надеждой.

– Такого пункта нет.

– Ясно. Давай дальше.

К концу перечня я совсем ошалел. Человечество поработало не зря: триста семьдесят семь гарантированных прав охватывали, казалось, все. В перечне нашлось даже право отказаться от выбора способа смерти для человека, замыслившего самоубийство. Решительно не представляю себе, как это можно осуществить.

– Это все? – спросил я.

– Перечень исчерпан, – подтвердила машина. – Что-нибудь непонятно?

– Да, – сказал я, собирая в кучу растрепанные мысли и ища соломинку, за которую можно ухватиться. – Непонятно. Объясни мне, пожалуйста, каким таким образом мне здесь обеспечивается право на здоровье, если Рыба-Кит жужжит у меня над ухом каждую минуту? Он мне надоел и действует на нервы. А ведь нервничать вредно для здоровья, не так ли?