Вопрос смерти и жизни

Я часто сравниваю себя с больными, у которых нет любящего партнера или друга и которые вынуждены бороться с болезнью в одиночку. Недавно, когда я сидела в Стэнфордском медицинском центре в ожидании очередного вливания, женщина рядом со мной сказала, что одинока, но нашла поддержку в христианской вере. Хотя ей приходится записываться на прием и переносить тяготы лечения без чьей-либо помощи, она чувствует, что Бог рядом. Сама я неверующая, но я была рада за нее. Многие друзья говорят, что молятся за меня, и это согревает мне сердце. Моя подруга Вайда, которая исповедует бахаи[7], молится за меня каждый день, и если Бог есть, то ее горячие молитвы должны быть услышаны. Из писем других моих друзей – католиков, протестантов, иудеев и мусульман – я знаю, что и они не забывают меня в своих обращениях к Всевышнему. Писательница Гейл Шихи растрогала меня до слез, когда написала: «Я буду молиться за тебя и буду представлять, как ты лежишь на Божьей ладони. Ты такая миниатюрная, что отлично поместишься».

Ирв и я, будучи евреями по происхождению и культуре, не верим, что после смерти сохраним сознание. И все же слова еврейской Библии поддерживают меня: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла» (Псалом 22). Эти слова циркулируют в моем сознании наряду с другими изречениями из религиозных и нерелигиозных источников, которые хранятся в моей памяти.

Смерть! где твое жало? (1-е Коринфянам)

Вещай же нам о бедствии любом: Смерть хуже их, а мы ведь все умрем. (Шекспир, Ричард II)[8]

Еще есть «Суматоха в доме» – чудесное стихотворение Эмили Дикинсон:

Суматоха в доме,
Утро после смерти
Торжество усилий
Плачущей земли.
Выметанье сердца
И любви поместья.
Мы не станем снова
Здесь искать Бессмертье[9].

Все эти поэтические слова приобретают новый смысл в моей нынешней ситуации, когда я лежу на диване и размышляю. Конечно, я не могу последовать совету Дилана Томаса: «Борись, борись против умирания света». Для этого во мне не осталось достаточно жизненной силы. Гораздо больше мне импонируют эпитафии, которые попались нам с моим сыном Ридом, когда мы фотографировали надгробия для нашей книги «Американские места упокоения» (2008)[10]. Одна из них навсегда запечатлелась в моей памяти: «Жить в сердцах тех, кто остается, не значит умереть». Жить в сердцах тех, кто остается… Или как часто говорит Ирв, «оставить след» в жизни тех, кто знал нас лично или через наши произведения. Святой Павел утверждает: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто». (1-е Коринфянам 13).

Слова Павла о первенстве милосердия напоминают нам, что любовь, то есть доброта и сострадание к другим, превосходит все остальные добродетели. (Феминистка во мне всегда теряется, когда в Послании к Коринфянам я читаю, что «жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить» и что «если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви». Читая это, я хихикаю про себя и вспоминаю множество великолепных проповедей преподобной Джейн Шоу в стэнфордской часовне.)

Генри Джеймс переформулировал слова Павла о милосердии и на их основе вывел следующую формулу:

В жизни человека важны три вещи: первая —

быть добрым, вторая – быть добрым

и третья – быть добрым.

Я стараюсь придерживаться этой максимы в любой ситуации.

* * *

Я знаю многих женщин, которые мужественно встретили свою смерть или смерть своих супругов. В феврале 1954 года, когда я вернулась из колледжа Уэллсли в Вашингтоне на похороны отца, первыми словами моей скорбящей матери были: «Тебе понадобится все твое мужество». Мама всегда была образцом доброты. Прощаясь с папой, с которым они прожили в браке двадцать семь лет, она прежде всего заботилась о дочерях. Папе было всего 54 года; он умер от сердечного приступа во время глубоководной рыбалки во Флориде.

Через несколько лет мама снова вышла замуж и в итоге похоронила четырех мужей! Она видела своих внуков и даже нескольких правнуков. Переехав в Калифорнию, поближе к нам, она мирно скончалась в возрасте 92,5 года. Я всегда думала, что умру в ее возрасте, но теперь знаю, что не доживу до девяноста.

Моей близкой подруге, Сьюзан Белл, до девяноста не хватило совсем чуть-чуть. В своей жизни Сьюзан не раз обманывала смерть: вместе с матерью она бежала из нацистской Чехословакии в 1939 году. Ее отец остался и погиб в концлагере Терезиенштадт. Она и ее родители были лютеранами, но нацисты видели в четырех еврейских бабушках и дедушках достаточный повод, чтобы приговорить к смерти всю семью.