— А чем сейчас занимаетесь?
— Так я вам рассказываю… — начал оправдываться Владимир, как его снова перебили.
— Нет, я про вашего коллегу Алексея, слышал, что он недавно погиб.
Владимир внимательно посмотрел на журналиста:
— С этим вопросом вам следует обратиться к Екатерине Александровне Волконской, именно она отвечает за это дело.
— Я слышал, что вы были дружны с потерпевшим?
— Были, — не стал отрицать очевидного факта Владимир, — когда вместе служили, а потом нас развели по разным участкам. Первое время встречались, а потом все дела, заботы…
— Понятно, — как-то даже осунулся журналист, уже не скрываясь выключая фонограф, — спасибо большое. Если что, где я могу вас найти?
— Да здесь и ищите, — ответил Владимир, глядя ему прямо в глаза.
— Тогда до встречи, — снова нацепил на лицо дежурную гадкую улыбку опричник. — Рад был познакомиться.
— Взаимно, — ответил Владимир, не глядя на него и заводя двигатель байка.
Пора было выяснить обстоятельства исчезновения Веры в парке.
Возле будки на входе в парк, выкрашенной черно-белой елочкой, стоял новый усатый хожалый.
Подойдя к нему, Владимир продемонстрировал на отвороте плаща значок детектива.
Дождавшись приветствия по форме, он кивнул и сразу перешел к вопросам:
— В прошлую вашу смену, четыре дня назад, вы видели здесь в последний раз Веру Бородянскую. Ничего странного не заметили?
Непонятно почему, но полицейский вытянулся во фрунт:
— Прошу прощения, вашблагородие, но сегодня здесь мое первое дежурство.
Несколько секунд непонимающе Владимир смотрел на стоящего перед ним хожалого, на лице которого в первую очередь бросались в глаза прокуренные желтые снизу и серые сверху от проседи усы. Потом он все-таки спросил:
— И где же сменщик?
— Не могу знать! — бодро ответил хожалый, но его такие же серые, как и верхняя часть усов, глаза предательски метнулись в сторону основного прохода из парка.
— Не можешь или не хочешь? — надавил на него Владимир, взбешенный очередной неудачей, словно именно этот полицейский виноват во всех бедах.
— Не могу! — также бодро и честно сверля глазами начальство ответил тот.
— Как его хоть звали?
— Семеном его звали, — по деревенски просто ответил хожалый.
— Кто его забрал? — наугад забросил удочку Владимир, зацепившись за то, что собеседник не стал отрицать того факта, что сменщика именно «звали», а не «зовут». — Я никому не выдам тебя, — добавил он, увидев, что тот колеблется.
Вместо ответа, хожалый скосил глаза вверх и промолчал.
Переведя взгляд следом, Владимир ничего не увидел, кроме открытого синего неба и нескольких дирижаблей.
Но и так было понятно, кто это мог быть — Государь либо Церковь.
Опричнина или схима.
Вероятнее всего монахи постарались, тем более, что они уже следили за князем.
Значит, они вполне могут знать, что дочь князя пропала.
Или нет?
Благодарно кивнув хожалому, Владимир отошел от него, направившись к дому князя.
Неспешно шагая по черной дороге, сверкающей на ярком солнце мелкими кристаллами кварца и слюды, он размышлял.
К самому князю его естественно не пустят, но встречи с решалой заказчика вполне можно добиться.
Но что он ему скажет?
Что за ним ведет слежку Церковь?
Но тогда он нарушит основное правило невмешательства во внутренние дела спецслужб.
Что мог ему сказать такого важного пропавший хожалый?
И что именно он видел?
Как девочка каждый день ходит в сопровождении автоматона в городской парк?
Нет, здесь явно что-то другое, но что именно?
Остановившись, Владимир несколько секунд обдумывал возникшую перед ним проблему. Судя по всему, он не хотел отправляться в Нижний город для дальнейшего расследования. Значит, именно туда ему сейчас и лежит дорога.
Повернувшись, Владимир также неспешно пошел по темному как ночь тротуару под ярким полуденным солнцем к своему байку — ему предстоял спуск в Нижний город.
Выехав в район речного порта, Владимир припарковал байк на официальной стоянке. Именно здесь должен был быть где-то вход в Нижний город.
Сначала он спустился к пирсу, где приставали пассажирские суда.
Но никого кроме кучки скучающих дачников с детьми и сумками, ожидающих прибытия колесного пароходика, не застал. Раскланявшись со случайной барышней, густо покрасневшей от его приветствия и спрятавшейся за спину дородной мадам с зонтиком, он пошел вдоль берега, выйдя к грузовой зоне порта.
Здесь кипела жизнь.
Какая-то баржа, груженная добытой породой, как раз отходила от причала, заставленного стройными лакированными погрузочными кранами, изгибающими свои шеи подобно лебедям. Еще дальше возвышался куб дока, предназначенного для ремонта речных судов. Но и здесь входа не было.