Вопрос веры

— Тебе только страх не дает жить, — крикнула она. — Когда-нибудь ты научишься его побеждать, и, наверное, дар проснется.

— Я не испугался. — Шагнул к ней — не чтобы приблизиться, а чтобы показать серьезность произносимых слов. — Я просто не нуждаюсь в моментах. Не хочу ни подачек, ни прощаний, и уж тем более наслаждаться этим ты меня не заставишь. Если та крошечная искра чего-нибудь да стоит, ты, мать твою так, будешь моей женой, а на меньшее я не согласен. И наш первый поцелуй будет у алтаря и не раньше. А до тех пор я уж постараюсь научиться сам испытывать чувства.

Теперь ее лицо для меня стало закрытой книгой. Как же мне хотелось выпустить двойника на волю! Он-то в миг поймет, что к чему. Но я стоял перед Вероникой — обычный человек — и у меня не было сил проникнуть в ее душу.

— Ты дурак, Николас, — вздохнула Вероника. Дверь в ее душу снова приоткрылась, но лишь для того, чтобы выпустить наружу легкий сквозняк. — Неужели все, что нас окружает, хоть чуть-чуть похоже на романтическую сказку?

— Нет, — вынужден был признать я. — Это постапокалипсис, и мы — его всадники. Те, которые вернут миру солнце.

Грустная усмешка. Вероника покачала головой.

— Ну да… Продолжай так думать.

Она скрылась за поворотом, а я все стоял, слушая, как где-то далеко бьется в истерике мой эмоциональный двойник… А может, я не прав? Может, не стоило его запирать? Может, он — скорее дар, чем проклятие?

Рядом со мной кто-то появился, и я, покосившись, увидел Джеронимо.

— Николас! — торжественно начал он. — Ты только что сделал предложение моей сестре.

— Да? — озадачился я. — Это так прозвучало?

— Я за тебя! — Джеронимо похлопал меня по плечу и потряс средним пальцем в том направлении, куда ушла Вероника. — Вот она нам все обломает! Мы еще вернемся к этому разговору. А теперь пошли, надо отбить имущество.

Глава 39

Джеронимо ориентировался в коридорах и переходах так, будто всю жизнь здесь прожил. Когда я поинтересовался источником такого умения, он сказал, что видел схему метро на стене лаборатории.

— У меня фотографическая память, — пояснил Джеронимо. — Но некоторые фотографии нужно иметь отдельно от головы, иначе они ее забивают, если ты понимаешь, о чем я.

Мы прошли в очередной коридор, над входом в который висела надпись: «Козармы». Ниже какой-то шутник, вероятно, из умников, приписал: «Cause army».

— А в этом что-то есть, — походя бросил Джеронимо. — Но мы здесь за другим.

Коридор оказался широким, и двери украшали его с двух сторон. Совершенно одинаковые двери, даже без номеров. Но Джеронимо вышагивал уверенно, и я понял, что мы идем на все усиливающийся нежный звук тамбурина.

Наконец, коридор уперся в средних размеров зал. Здесь в беспорядке стояли длинные скамьи и такие же длинные столы. Видимо, тут солдаты принимали пищу. Но сейчас им было не до еды.

Не меньше полусотни мужиков склонились над чем-то, что поглотило их внимание без остатка. Они толкали друг друга, матерились, передавали что-то из рук в руки. Иногда слышался смех, иногда — восторженные возгласы.

Несколько девушек со скучающими лицами бродили взад-вперед. То и дело подходили к блюду с Чупа-Чупсами на одном из столов и, взяв конфетку, продолжали гулять.

— Веронике бы здесь понравилось, — усмехнулся Джеронимо.

Командир с равнодушным видом ходил поодаль. Заметив нас, приветственно поднял руку, и мы поспешили к нему. Пришлось обогнуть кучу-малу, и за ней я увидел того самого солдата, который обыскивал Джеронимо. Солдат оказался верен слову: он сидел в серой гражданской одежде и самозабвенно играл на тамбурине. Кажется, у него даже получалось.

— Ну что, уже собрались? — спросил командир, когда мы остановились напротив него.

— Да, пора, — кивнул Джеронимо. — Спасибо за гостеприимство и все такое, но долг зовет.

Командир сурово сдвинул брови — показал, что долг он очень хорошо понимает.

— Ясно. Можете пока отдохнуть, а мы подготовимся. Наши подрывники рассчитали, что нужно заложить два заряда, которые сработают один за другим. Первый пробьет вам дыру на поверхность, а другой обвалит все за вами.

— И сколько времени уйдет? — спросил я.

— Часа два, может, три. Если поезд заведется, конечно. Иначе придется ехать на дрезине, но на путях могут быть триффиды… Тогда — сутки и больше.

— Чем скорее — тем лучше, — подытожил Джеронимо. — У нас тут начался слишком серьезный конфликт, и его нужно как можно скорее чем-нибудь разбавить. Кстати, могу я получить свое имущество? — Он указал на увлеченную толпу.

Командир свистнул и пощелкал пальцами. Как ни удивительно, все солдаты тут же подскочили, уставившись на него.

— Вернуть пацану игрушку, — распорядился командир.

— Но, сэр, — попытался возразить один, — там только незапароленной порнухи четыре терабайта! Мы половины не посмотрели!

Командир грозно откашлялся, и солдат, понурясь, протянул смартфон Джеронимо.

— И зачем тебе столько порнухи? — тихо спросил я, когда мы покидали «Козармы».

— Невежественная солдатня! — фыркнул Джеронимо. — Это — искусство!

* * *