– Я просто хотела жить своей жизнью, Джори..... Я хотела, чтобы он вернулся.
Черт.
– Калеб?
Он выглядел смущенным.
– Нет, Джори, это я.
Мой желудок перевернулся. Он не думал, что он Калеб.
Господи, за кого он себя принимал?
– Я думала, когда нашла его... раз его родители умерли... Я думала, что он будет нуждаться в нас - нуждаться во мне. Но он не нуждался. Ему никто из нас не был нужен... потому что у него был ты.
Когда он успел превратиться из Калеба в того, кем был сейчас? Он начинал как Калеб, но теперь....
– Почему ты должен был быть там, Джори, дорогой?
Дорогой?
– Забавно... ты действительно такой хороший мальчик.
Он звучал так же, как... Сьюзан.
– Черт, – выругался я.
Он наклонил голову, словно ему было интересно, что я собираюсь сказать, интересно, какой вывод я сделаю.
Вот дерьмо. Он принял себя за свою мать.
Мы стояли лицом друг к другу: он - с пистолетом наготове, я - готовый броситься в противоположную сторону от того места, куда он направил оружие.
– Зачем убивать всех этих парней? – спросил я, пытаясь завязать разговор.
– Я не хотела, – он холодно улыбнулся мне. – Просто ты нравишься Калебу, и он должен был помочь.
– Калеб что-нибудь сделал?
– Он позвонил тебе после того, как ты сбежал от меня.
– Он никого не убил.
– Нет, никого.
– Ты сильная. Они думали, что тех парней убил мужчина.
– Это сделал мужчина.
Я собрал все воедино.
– Грег.
– Да. Грег убил их, но когда он узнал о детективе - твоем мужчине - он струсил.
Я кивнул.
– Ты взорвала машину Сэма.
– Я подумала, что если убью его, то ты будешь слишком подавлен горем, чтобы сделать что-то еще.
– Но он не умер.
– Нет, а потом ты пришел искать меня, так что Грег должен был быть там, чтобы ты его нашел.
– Сначала он был где-то в другом месте, – понял я.
– Да.
– Ты убила мать Грега.
– И Калеб знал об этом.
Так нереально говорить с Калебом, а он отвечает так, будто он его мать.
– Он прикрыл тебя, схватив нож.
– Да, он глуп, но он не полный дурак.
– Зачем Грегу Фейну помогать тебе убивать людей?
Он изогнул бровь.
– Пожалуйста, скажи мне.
Его глаза сузились.
– Его мать была монахиней, пока ее не изнасиловали. Как ты думаешь, на кого обрушился весь ее гнев?
Это ответило на мои вопросы о том, почему мать и сын не жили вместе.
– Как ты думаешь, кто был грязным и никогда не был любим?
– Я понял.
– Возможно, – сказал он, глядя на меня, – быть сиротой не так уж плохо.
– Я больше не сирота.
– Ты больше не будешь никем, – сказал он, поднимая пистолет.
– Пожалуйста, не надо, Сьюзан, – умолял я, используя имя, которое он мог бы узнать в тот момент.
– Я должна, я ненавижу тебя. Я хочу, чтобы ты лежал в земле.
Я думал о Сэме. Я думал о Дейне. Мое сердце болело. Я чувствовал, как напряжены мои мышцы, слышал, как кровь мчится в ушах, как поезд, пытался втянуть воздух и обнаружил, что не могу. Должно быть что-то еще. Больше любви, больше работы, больше времени, больше всего. Не раздумывая, я бросился вперед и услышал его крик с такого расстояния.
Его правое плечо взорвалось кровью, и он закричал, как раненый зверь, рухнув на пол передо мной.
Я опустился на колени рядом с ним, сорвал с себя футболку, свернул ее в клубок и прижал к ране, удерживая ее там.
– Мистер Харкорт, не мешайте!
Но как я мог? Калеб смотрел на меня такими израненными глазами.
– О боже, Джори, – его голос дрожал; я видел, как цвет уходит с его лица, как стекленеют его глаза, как на лбу выступают бисеринки пота. – Ты в порядке?
Я кивнул, прежде чем меня внезапно схватили сзади и бросили на диван. Я видел, как двое офицеров, которые были снаружи, двигались в унисон: один пинал пистолет через всю комнату, другой бил Калеба ботинком в грудь.
– Нет! – закричал он, когда его перевернули на живот, вывернув руку за спину. Это выглядело более грубо, чем нужно, более жестоко, более быстро.
Двое офицеров лежали на Калебе, прижимая его к полу, один вдавливал его лицо в пол, другой, застегнув наручники, сидел на его ногах. Он никак не мог пошевелиться, и на этот раз ему не удалось вырваться. В коридоре послышался гром, прежде чем входная дверь с силой распахнулась. В нее влетели еще несколько офицеров с пистолетами наизготовку, объявляя о себе криками, пока не поняли, что все в порядке. Я услышал, что место происшествия оцеплено, и успокоился.
Я в оцепенении смотрел, как они говорят в рации на плечах, призывая сообщить, что случилось. Меня подняли на ноги, провели к дивану и усадили. Меня завернули в одеяло и спросили, не моя ли на мне кровь.
Я покачал головой.
– Нет.
Они оставили меня, пока Калеб выкрикивал мое имя. Когда я перестал его слышать, я закрыл глаза и откинулся назад, позволяя страху, холоду и тошноте охватить меня. Я не мог перестать дрожать. Я думал, что раньше мне было холодно... оказалось, я ошибался.
****