Вопросы

– Я так люблю тебя, что… это меня с ума сводит! Я так боюсь тебя потерять, что сам прогоняю. Танечка! Ты не можешь меня любить. Я старый, некрасивый. Я женщинам никогда не нравился.

– А кому ты нравился? – Таня заинтересовалась.

– Я никогда не любил так, как тебя сейчас люблю. Я боюсь прикоснуться к тебе. Боюсь взглянуть в твою сторону. Мне кажется, что ты сделана…

– Из ветра, – кивнула Таня. – Я из ветра сделана. Мне это уже говорили.

Она подошла и обняла его.

– Чувствуешь ветер?

– Нет, не ветер…

Он привлек ее к себе и поцеловал. Про себя Таня улыбнулась. Чтобы решиться на активные действия, доктору нужна была серьезная встряска – с прощаниями, чемоданами и хлопаньем дверей. Теперь, когда ритм расставания еще не был утрачен, Виктор стягивал с нее одежду, одновременно увлекая ее к постели.

Таню, пожалуй, в этот раз ничего не могло разочаровать, потому что она прекратила напряженно думать о реакциях своего тела. Она пыталась только доставить ему удовольствие, отплачивая за его отчаянное признание. Но реакции пришли сами собой. Благо, патологически стеснительный в быту доктор в постели оказался вовсе не скромным, а вполне искушенным, опытным и зрелым мужчиной, способным отдать свое тело на нежное растерзание любимой женщине.

Таня пришла в себя только тогда, когда он спросил, не было ли ей больно. Ночь, начавшаяся скандалом и неожиданно вернувшая ей позабытую уверенность в себе, была уже на исходе.

– Нет, мне нет… Мне…

Она приникла к его обнаженному крепкому телу.

– Я без майки не могу спать, – сказал доктор и потянулся за бельем.

Таня засмеялась. Было в нем что-то такое, что после распущенности «Фортуны» умиляло ее до слез. Ей хотелось поговорить с ним о сексе, но она не могла подобрать таких слов, которые не смутили бы Виктора. У Дима она спросила бы просто:

– Спать? Или еще по официанткам пойдешь?

И он снова стал бы целовать ее и заставлять просить прощения всеми известными ему способами. Пронзила мысль о Диме… и не уходила.

– Спать? Или еще по официанткам пойдешь? – спросила она, не замечая, что говорит вслух.

– По каким еще официанткам?

– По медсестрам, – исправилась Таня.

– Медсестры у нас все старые. И вредные.

– Вредные старухи? Это меня радует. Можно тебя не ревновать.

– А мне… можно тебя не ревновать?

– К кому меня ревновать? Рига убит. И я никогда его не любила, –  призналась Таня.

– А кого любила? –  спросил он.

– Одного… другого человека. Мы жили в сети, как в паутине. И он в ней остался. А я вырвалась благодаря ему.

Таня умолкла. 

– Поженимся? – спросил вдруг Вик.

Как честный холостой мужчина с больной совестью, он не мог не предложить этого незамужней девушке после секса. Таня засмеялась.

– Поженимся. Потом…

Взглянула на кисть правой руки без безымянного пальца. Виктор поднес ее ладошку к губам. 

– Это ничего.

Худенькая, прозрачная, беспалая ладошка дрогнула в его руке.

– Ты очень добр. Никто не был так добр ко мне, как ты… И я думаю, что, несмотря на все, что я пережила, судьба все-таки любит меня.

Таня закрыла глаза, пряча слезы. Снова пронеслась мысль о Диме. Она вырвалась, она счастлива, она нашла себя заново, у нее есть будущее рядом с прекрасным человеком. А он? 

Как он? Что его ждет? С кем он?

Дим?

27. ЗАЧЕМ?

         Это была одна-единственная паутинка, которая тянулась за ней от сети. Таня – Дим. Дим? Как он?

Он не звонил. Не писал. Не искал ее. Но, несмотря на это, Таня никак не могла его забыть. Память не давала ей покоя. Замерев в какой-то точке, ее жизнь словно раскачивалась то в одну, то в другую сторону. И все прожитое-пережитое казалось значительнее, чем еще непрожитое, и перевешивала та чаша весов, где были «Фортуна», побережье, сеть и Дим, потому что там был Дим.

Она решила не заглядывать в прошлое, закрыв раз и навсегда шкаф со скелетами. Но с каждым днем ее беспокойство только возрастало. Таня чувствовала, что любит Виктора – живой, горячей, настоящей любовью, на которую оказалось способно ее сердце, что хочет иметь детей и крепкую семью – с ним, с ним одним. И в то же время что-то холодное, полузабытое, поднималось из глубины души и царапалось в сердце, как ветви деревьев стучатся в стекла во время ветра: «Впустите! Впустите!»…

Таня внезапно вздрагивала, оглядывалась на дверь. Подходила к окну.

– Что? – не мог понять Виктор.

– Мне показалось, что кто-то стучит.

– Нет.

Нет. Все было спокойно. Что же тогда? Цепкое, ледяное чувство тревоги, охватившее Таню, отодвинуло от нее и лето, и свадьбу с Виктором, и все их планы.

Каждую ночь она видела во сне, как идет через площадь к памятнику герою войны. Дим стоит рядом с памятником с фотоаппаратом на плече, поеживается от ветра и прячет покрасневшие руки в карманы короткой куртки. Потом замечает ее и улыбается. Он очень ярко, радостно улыбается – ей одной. Таня идет к нему, потом бежит, движение нарастает, налетает – все вокруг уже несется мимо нее с сумасшедшей скоростью. А она останавливается перед памятником – одна. Дим? 

– Где Дим? – спрашивает она у прохожих.

         Люди отворачиваются.

– Дим? – зовет она и просыпается от ужаса.

– Ты кричишь во сне, – сказал ей Виктор. – Зовешь кого-то.