Официоз начался в десять вечера. Выступил слегка пьяный мэр и сказал о возрождении курортных традиций города, о привлечении отдыхающих и о наполняемости городского бюджета. Потом выступил городской прокурор и сказал о стабилизации криминогенной ситуации в городе. Подтекст был таков: бригада Риги оказалась самой сильной криминальной структурой в городе и прижала хвосты прочим группировкам, а когда в город нагрянули залетные черные гастролеры и решили прижать «Фортуну» – Рига бросил оружие на землю, вышел вперед и объяснил им на их родном чеченском языке, что шансов у них здесь нет. Парни закивали дружно и пообещали ему всяческую поддержку. Тогда Рига обернулся к своим ошалевшим пацанам и сказал наставительно:
– Вот что значит учить в университете латынь.
И пацаны тоже дружно закивали. Именно эту стабилизацию имел в виду прокурор в своей спонтанной речи.
Потом городские мужи вместе с Димом резали тремя ножницами красную ленточку перед «Фортуной», и все остались с кусками ленты в руках. На этом официальная часть церемонии окончилась, и начался банкет.
На нескольких площадках танцевали и пели. Гости сидели за столиками на бесконечных террасах и выбирали точку приложения внимания на свое усмотрение. Впрочем, часто этой точкой оказывалась собственная тарелка с едой.
Около двенадцати среди гостей мелькнула высокая, несколько громоздкая фигура Выготцева.
– Вот человек, с которым тебе придется делить воду и воздух, – шепнул Диму пьяный мэр и поднялся: – Николай Петрович, наше вы солнце!
Дим увидел Выготцева впервые и старался оценить его без предубеждения. Если мэра, ментов, сотрудников прокуратуры, городских депутатов и бизнесменов влек к Диму чисто финансовый интерес, то Выготцева – простое любопытство, написанное на его широком, смуглом и морщинистом лице.
Дим поднялся и пожал ему руку.
– Рад видеть вас сегодня. И приглашаю бывать почаще...
– А рулетка тут есть? – спросил Выготцев.
Дим бросил взгляд на блюда.
– Здесь нет, но в казино найдется. Составьте пока нам компанию.
Выготцев сел рядом с Димом и Ригой и вдруг подскочил.
– Я ж девушку потерял! Пошла песни слушать моя маленькая...
Рига хмыкнул. Выготцев продолжал оглядываться. Вскоре его окликнул слабый голосок:
– Николай Петрович, где вы?
И столько было в этом «Где вы?» отчаяния, что Рига вскочил вслед за Выготцевым. Дим узнал ее голос, а потом увидел и саму Таню, которая приближалась к столику, ориентируясь на седую голову Выготцева, как на маяк.
– А, девочка моя, потерялась...
Выготцев при всех прижал ее к себе и подтолкнул к столику.
– Знакомься, крошка. Это наш хозяин Дима Стрельцов. А это... Рига. Наш оруженосец. А это наша маленькая девочка Таня...
Она взглянула затравленно, как волчонок. Выготцев усадил ее рядом с собой. Она, совершенно бледная, узнавшая Дима, стала стаскивать с рук перчатки, и никак не могла совладать с дрожью худеньких пальцев.
– Ну, маленькая...
Выготцев взял ее руку в свою и потянул перчатку зубами. Потом другую. Дим сидел неподвижно. Не дыша. Казалось, что подсмотрел что-то ужасно пошлое, от чего сносит крышу, отчего гадко и больно дышать. Рига вдруг усмехнулся.
– Вы перчатку прокусили, Николай Петрович. А это даже не первое блюдо.
Таня вдруг, собравшись с духом, посмотрела на одного Дима, и спросила, едва шевеля губами:
– Зачем же ты не уехал?
Выготцев глядел по сторонам, Дим – в тарелку, не поднимая глаз, а Рига – на полумертвую Таню. Никто не отвечал.
– Да, здорово у вас, ребятки. Только я есть не хочу, – сказал вдруг Выготцев. – А вот пойду с Павлом Ивановичем в казино. А ты, Танюша, покушай...
И пошел за мэром в сторону сияющих огней. Теперь тишина была полной, несмотря на грохот музыки, выстрелы шампанского и вскрики женщин. Это была особая тишина сердца, которая обрушилась на них и сковала движения.
– Рига, иди, – наконец, выдохнул Дим.
Рига еще раз взглянул на полумертвую Таню и спустился с террасы.
– Ну, «маленькая»... о чем еще ты хотела спросить? – бросил Дим. – Откуда у меня деньги? Почему я остался здесь? Потому что я наркоторговец. И всегда им был. И памятник был моей точкой. И ты была точкой... болевой точкой. Но уже не болит, прошло. Я – бандит, ты – проститутка. Чему тут болеть? Это не больно. Вон у Риги спроси – это в девятнадцатом веке болело, а теперь – норма. Теперь все так живут. Просто я этого не знал, когда тебя увидел. Ну, и ты, может, ничего обо мне не знала...
Она молчала. Смотрела на него широко раскрытыми глазами и не говорила ни слова. Ему сделалось дурно от этого молчания.
Дим встал, опрокинув стул, пошел прочь от террасы. Везде суетились и шумели гости. Везде пили и танцевали. А у него на сердце было тихо-тихо, сыро и холодно.
Он вернулся в свой люкс в «Фортуне» и упал на постель, не слыша ни фейерверка, ни хохота, ни взрывов шампанского.
Через час стали колотить в дверь. Сначала – недоуменно, потом – зло и требовательно. Дим поплелся к двери.
– Какого черта ты закрылся? – взорвался Рига. – Я что ли должен твоих гостей провожать?
– Пусть валят.