В 1943 году, 15 марта, я стал солдатом… И сначала я попал в Веймар-Бухенвальдский запасный танковый полк… И там я получил первый удар по носу. Если вы эти фотографии видали… [Интервьюер переспрашивает] Ну, мы могли, например, когда на крыше казармы сидели, заглядывать в каменоломню. И известно ведь, как там люди, они ведь должны были там… 50 человек, скажем, впряжены в повозку, и тащить вверх на гору. А справа и слева ходили надсмотрщики и дубасили по ним.
И.: И какое впечатление это на вас произвело?
Потрясение, потрясение.
И.: Я действительно не хочу вас…
Нет-нет. «С точки зрения того времени», «не думали» – ну-ну… Для меня в тот момент точно мир рухнул. Я ведь тогда, понимаете, мы ведь честно тогда… Не знаю, как вам сказать. Это ж на самом деле. Это было потрясение. Хотя пытались нам, естественно, разъяснить, что это недочеловеки, русские военнопленные, евреи и кто его знает, кого они там еще нагнали. Но было опять-таки это первое столкновение с реальностью нацизма, и это было для меня потрясением, я был в полном смятении [долгая пауза]. Я должен сказать, я потом через это, конечно, перешагнул, так, и [вздыхает] через это потом перешагивали. Меня потом в Россию послали.
И.: И сколько же вы пробыли в Бухенвальде?
Ну, я был там, наверное, месяца три. Но тут я должен сказать, мы были не в самом концлагере, а в казармах. А казармы стояли в принципе за пределами концлагеря, но можно было, значит. И там ходили, естественно, люди, и они ж должны были, если лагерник приходил и если я, молодой пимпф, шел мимо, то они должны были, он должен был шапку сдергивать. Так я никогда не смотрел в ту сторону. Я всегда – в другую. Это представить себе невозможно. [Пауза.] Например, парикмахеры или кто еще, которые нас там стригли, да? [Пауза.] Так с этими людьми тоже не разговаривали. Сегодня я тоже могу понять: для тех людей было слишком опасно с нами разговаривать. Ведь мы по дурости своей еще заложили бы их. [Интервьюер спрашивает о других впечатлениях, ответ отрицательный.]
Слушайте, мы же были рекруты, нас же с утра до вечера гоняли. У нас же не было там так уж много времени, чтоб раздумывать. Мы тогда, рекруты, во всяком случае в СС – не знаю, было ли в других местах по-другому, – мы тоже не сильно отличались [от заключенных]. Если вы до того еще думали, что это почетное дело – пасть солдатом за Родину, – то там это из вас выбивали. Но, наверное, там иначе не бывает: первым делом лишают человека воли.