Вопросы сегодня, ответы вчера...

Он молчал, глядя куда-то в сторону, словно что-то вспоминая.

Я посмотрел на Василия и видел, что он, так же как и я, никогда не задумывался об этом.

– Когда страх стрелять в человека пропадает. А он пропадает, когда его убила боль за погибшего друга, за разрушенный дом, за слезы матерей, жен, детей…

Вот тогда и начинается война.

Наша-то тоже только под Смоленском началась. Не раньше. Боялись! Что греха таить?.. Боялись.

Просто боялись. Боялись стрелять в людей, боялись сами быть убитыми.

А потом боль все вытеснила. Не осталось страха. Болело так, что и смерть была облегчением.

Вот тогда и начинается война.

…А тот, кто пришел с мечом, завсегда погибнет. Нет у него этой боли. Нет! А, значит, – неправ. Прав тот, на чью землю войну принесли. А если прав – то и победа будет за ним.

– А тогда зачем до Берлина шли? – Василий серьезно посмотрел на деда. – За границей уже их земля была.

– Не стало у них своей земли, как только ушли со своей, бросили её. Так-то вот! Своя земля там, где стоишь и спишь рядом с могилами дедов. Все остальное – чужая. Чья-то...– дед глянул в упор на внука.

– Хорошо! А как же те, кто там оставался жить?.. Кто в руки оружия не брал. Получилось, что вы к ним с войной пришли?.. Как тут быть? – не унимался Василий.

– Получается так. Неправильно так. Но есть оправдание: боль звала. Может, и желание мстить. Может, чтоб быстрее все закончилось.

Но победа всегда за теми, кто на своей земле. И тут все так же произошло.

Нашими руками с себя свою беду сбросили.

Победили, значит, они! Нашими руками и жизнями, но они! Так-то вот!

Между собой не воевали – не взяли греха на душу, а нашими руками это сделали.

Как вы говорите: «по краям-то, они в шоколаде». Так ли?

А мы до сих пор раны зализываем. Ты вот мне плечо подставляешь почему? Потому, что я ногу таскаю за собой. Не она меня носит, а я её. Вот! Видишь, и тебя моя война достала!

…Данька подрастет, мои медали-ордена перебирать будет. Тоже солдатом мнить себя станет. На компьютере у него только взрывы и стрельба.

К чему готовитесь? Ладно, если свою землю защищать!.. «Хочешь убивать – приготовься плакать!»

…Тут подхожу к нему вчера вечером говорю: «Чего не спишь, басурман?..»

А он мне: «Думаю!»

«О чем? Если не секрет…»

А он мне: «Вот ляжешь в траву, а тут как тут – комар. И сразу на руку. Вот, как он узнал, что я тут? Ведь не увидел же! Значит унюхал. А где у него нос? А, если он мою кровь пьет ртом, то это вот длинное – не нос! А где нос? А нос-то всегда надо ртом! А там и нет ничего. А если и есть, то маленький, а как унюхал? Чтоб унюхать, нужен длинный нос, как у собаки. А у него нет такого! А если и рот, и нос в этом… как его… то – чем дышит, когда кровь пьет? У слона-то вон – отдельно… А если бы я не пришел и не лег бы в траву, то что бы он ел?»

Дед замолчал. Молчали и мы.

– А я и не знаю, что сказать! Никогда не думал, где у комара нос. Всегда считал, что… Как все считал!

...А как тогда дышит?

…Вы вот за войну разговор ведете! А сами тоже не знаете, как и чем комар дышит.

А ребенок вечером заснуть не может, потому, как не с кем ему днем о комарах поговорить. Только этот компьютер со стрельбой, да я, который на всю жизнь настрелялся.

Все-то вы о ней знаете. О войне. И ни хрена-то вы о комарах не знаете!

А комары-то ближе же к вам! А ничего-то о них не знаете! Не интересно вам. Вот Даньке интересно. А ваши разговоры неинтересны. Вот так и живем… Просто хлеб жуем… Для чего?

…И о людях, что рядом, вам не интересно. Вам глобальные задачи решать надо.

«О войне и мире». Ясно дело: о чистоте всей Земли легче рассуждать, чем порядок держать напротив своего дома.

Приехал человек – лет десять не виделись. А вы о войне! «Не влезай в междоусобицу!..» А горит в душе – собирайся и поезжай. Вставай под какое-нибудь знамя. Только не болтайте! О чем тут говорить?.. Ничего не поймете, поскольку ничего не знаете, не видели, не чувствовали.

Дед встал, взял палку и пошел к дому.

– Ворчит! Ворчит! Слава богу, что ходит.

Ну, рассказывай, как у тебя дела-то? Как дети, жена? Как родители? – начал, было, Василий, подавшись ко мне.

– Ты бы, Василий, узнал бы – чем комар-то дышит. Да рассказал бы мне, а я Даньке, раз у тебя на ребенка нет времени. И удочку мне справь. Я ему обещал с ним на рыбалку сходить. Тебе-то некогда. Не отца же твоего просить, чтоб тебя выпорол, – дед стоял, показывая куда-то палкой, и улыбался.

– Не… ты слышал? Выпорют они меня… Тут крутишься, как белка в колесе…

Выпорют они! За комара какого-то! – Василий, улыбаясь, развел руки. – Ни выпить с друзьями! Ни сходить налево! Как в тюрьме, честное слово, с ними – стариками этими…

Зачем мышкам длинный хвост?

– Дед! – Мишка зашел, почти проснувшийся, ко мне рано утром.

– А ты чего не спишь? Рано ещё. Иди, поваляйся, – я повернулся к нему.

– Мешает…

– Кто?

– Дождь и этот… как его?..

– Кто?!

– … И ветер.

Дед! Зачем мышу… мыши… мыше… мышам… такой длинный хвост? А?..

Я, признаться, никогда не задавал себе такого вопроса и был совсем не готов к ответу. Но что-то надо говорить!