Вопросы цены и стоимости

Какой он, этот Рыжий Поль, который едет сейчас вместе с мужчиной, скорее всего будущим любовником, почти в никуда, в неизвестность для себя, но уже с господином, на которого работает, и от которого опять зависит? — спрашивал себя юноша.

Зависит… Для кого-то мелочь, а для кого — ножом по горлу! Ташу он уже обязан за купленные взамен оставленных вещи, стол и кров. Ожье его тоже долго поил, кормил, одевал, — так Равиль и не умел тогда ничего толкового. Зато потом Грие его сам поставил на жалование как любого из приказчиков и ни одним лишним су не выделил!

Правда, «рыжик» потратил их все — больше некуда было, так и лежали до единой монетки, — на Черного Ги…

Спрятав лицо в ладонях, Равиль четко и ясно означил для себя: Ожье — это прошлое. Возвращаться ему уже некуда. Он сам сжег то из мостов, что было наведено… Он просто привык к особому отношению к себе, а это чревато излишней беспечностью! И если продолжит сравнивать с Грие всех и вся — то точно сойдет с ума!

А никакого смысла уезжать вовсе не было тогда…

Искренне и всем силами, за бесконечные однообразные дни чередованием пыли и постоялых дворов, юноша постарался если не забыть, — забыть такое невозможно, хоть тысячу жизней, как инды проживи, — то хотя бы отодвинуть недавнее пережитое подальше!

Почему нет? Не так давно он скрутил себя в бараний рог и сделал все, чтобы сменить острую яркость Востока на тяжеловесный Запад, так, что теперь походил на провансальца больше, чем тот же Ксавьер, родившийся и выросший под ласковым небом Аквитании. Так неужели он не сможет в который раз совладать с собой и обстоятельствами, чтобы оседлать их?!

…И прекратить наконец мерить по НЕМУ весь существующий мир!!!

Тем более что это бесполезно…

Равиль искренне пытался приучить себя к новой жизни без Ожье ле Грие и, вознаграждаемый за рвение жгучими поцелуями, от которых долго не сходили следы на губах и шее, — едва ли не льнул к своему избраннику: разве это был не его собственный выбор? Разве гнали его сюда из-под палки? Разве этот красивый молодой мужчина может внушить отвращение?

Или он просто одурманен чем-то? Такое бывает, он знает…

Нет! Нет дурмана, и на него не спишешь! Равиль вина зарекся трогать за эти дни, только воду пил из колодцев — почти из одной поилки с лошадьми, но те дурное не тронут!

И плакал, впервые так плакал, говоря себе: ты выбрал…

Выбрал попытаться стать любимым для кого-то, а не оставаться никем для любимого. Он выбрал сам, он поступил правильно… Но словно рука протягивалась и неумолимо рвала из груди сокровенное! Что-то, что оставил далеко позади, переступил не заметив…

Что ж, время и расстояние — проверенное лекарство от сердечных недугов такого рода. Боль успокоилась и улеглась, лишь изредка ноя в груди. С ней вполне можно было существовать, не зацикливаясь целиком и полностью.

— Наконец-то ты перестал изображать из себя воплощение всех скорбей этого мира! — прокомментировал перемены в настроении юноши Ксавьер, когда Равиль впервые заставил себя хотя бы нормально поесть. — И закончил поститься. Успокойся, малыш, непорочность — удел девиц, которых Господь обделил и внешностью, и мозгами! В любом случае это не про тебя, так что не переживай…

Мужчина немедленно продемонстрировал, что имелось в виду, прервав поцелуй только тогда, когда юноше стало ощутимо не хватать дыхания. Мальчишка опрометчиво злоупотреблял его терпением, ставя себя так, как будто направился в паломничество со святым подвижником, а не согласился быть его любовником! Маленький стервец, конечно, не пытался строить из себя наивного дурачка и делать огромные удивленные глазки, если объятия заходили дальше невинной поддержки, но с таким лицом впору было читать проповедь о Страшном суде, а не идти в постель! Тянуть эту канитель даже днем дольше Ксавьер Таш был не намерен, испытывая дополнительное удовлетворение от того, что это произойдет именно так: в придорожном трактире, распугивая клопов из матраца.

Шелковые простыни, ароматные свечи и лепестки роз лисенок Поль пока не заслужил, а унижение и стыд за собственную распущенность станут пикантной приправой к основному блюду и отличным наказанием для юнца. Ксавьер от души забавлялся тем, как мальчик неловко вздрагивает от прикосновений, которые становились все свободнее и настойчивее, приводя в беспорядок одежду.

— Не нужно, — резко Равиль попытался уйти от очередного поцелуя, кожей чувствуя на себе взгляды искоса. — Хватит!

Мужчина с первого же часа не скрывал основного условия, определяющего характер их отношений, тут и воображения напрягать не стоило, чтобы сделать вывод об их связи. Но ласки следовали уж чересчур откровенные для общей залы, будя в глубине самые отвратительные воспоминания.

— Ну надо же! — протянул Ксавьер с усмешкой оглядывая вскочившего юношу. — Такой смелый и вдруг застеснялся… Или ты совсем передумал? Что ты смотришь на меня, как монашка на черта у себя под кроватью? Я вроде бы тебя с собой силком не тянул! Или это ты так пошутить решил…