Вопросы

Он молчал, смотрел, как она теребит в руках салфетку. 

– Интересно? – спросил вдруг.

– Интересно. Очень хорошие дети, спокойные. И Илона замечательная. И Николай Петрович. Они меня не обижают. Вот, погулять отпустили. Правда, пора уже...

– Ну, и мне пора...

Таня взглянула на тарелки с оставленной едой.

– Пополам платим?

И Дим удивился, отмахнулся поспешно.

– Брось. На меня запишут.

– Это дорого, – заспорила она, сомневаясь в его платежеспособности.

Дим провел ее к выходу и посмотрел ей вслед. Она шла через площадь, и ветер развевал ее волосы. Встречные мужчины засматривались на нее, а потом оглядывались. А она смотрела только себе под ноги, словно толпа пугала ее и стесняла. Дим наблюдал за ней, пока не потерял из виду.

Оглянулся на серый камень памятника и пошел на свою точку. И сразу заметил человека, который его ждал. Сидел на скамейке неподалеку, зажав руки между колен и вздрагивая от порывов ветра. Какая-то семья подошла фотографироваться, и парень отвернулся, раскачиваясь на ветру. Дим нащелкал несколько кадров с детьми и записал адрес приезжих, потом огляделся по сторонам и, не заметив нигде посторонних милицейских фуражек, кивнул ожидавшему.

Тот поднялся со скамейки и направился к Диму, сталкиваясь с прохожими на площади и отшатываясь от них то в одну, то в другую сторону. Развело-то как, – подумал Дим без тени сочувствия. 

2. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ИЗМЕНЯЮТ ЖЕНАМ?

Столица не живет иначе, чем провинциальные города. У них один часовой пояс, одна климатическая зона, одна валюта, один менталитет социума. Только в столице больше шума и тротуары вымощены новой плиткой. А в остальном  – то же: переполненные троллейбусы, завышенные цены, стихийные рынки и повседневная суета будней.

Николай Петрович Выготцев остановился в загородном доме своего друга, депутата Рады. Тот предоставил семье машину с шофером и убедил, что из загорода смотреть на столичную жизнь проще и приятнее.

Когда Таня вернулась после своей прогулки, солнце уже садилось. Ветер стал резче. Она посмотрела вслед оранжевой маршрутке и пошла к дому. Особняк, отданный в распоряжение Выготцеву, представлял собой четырехэтажное здание с балконами, опоясывающими дом по кругу, с открытой и до лета нежилой террасой внизу, с подземным гаражом и прочими чудесами архитектуры и техники, а на четвертом – с бильярдным залом. Интерьер был дорогой и простой. Таня, привыкшая к вычурной роскоши хозяйского дома, была поражена изысканностью минимализма.

Выготцев курил, развалившись в кресле. В столицу он приехал по делам, но Илона напросилась в столичные бутики, и в конце концов решено было взять и детей, никогда не видевших славной столицы нашей родины. А с детьми – пришлось брать и Таню. 

– Я на площади сфотографировалась! – сообщила Таня Выготцеву, войдя в зал.

– На какой площади?

– Не знаю.

Он засмеялся.

– Благоверная с отпрысками в цирк укатили. Иди ко мне, солнышко.

Выготцеву было за шестьдесят. Это был полноватый, седой с плешью мужчина, очень высокий и ширококостный. Уже в одной этой ширине его плеч, рук, бедер было что-то властное, что не могло со временем не привести его к широкому креслу. Нужно сказать, что жизнь его в бытность партийного членства и в годы перестройки не была слишком роскошной. Веря в светлое будущее, Выготцев словно копил силы, чтобы отметить его приход. А когда это будущее наступило (для него одного), вдруг оказалось, что раньше он не знал ни вкуса настоящего коньяка, ни шуршания настоящих денег, ни ласк настоящих женщин. Он бросил свою ровесницу-жену и сгоряча женился на Илоне, заезжей певичке, легко пожертвовавшей своей сомнительной карьерой ради блаженствования в богатом доме. Но Выготцев уже не мог остановиться: и коньяка, и денег, и женщин казалось ему мало. Наконец, спустя три года и впервые став отцом, он пришел в себя и попытался зажить скромно, но понятие скромности уже настолько исказилось в его сознании, что вернуться к себе прежнему он, ясное дело, не смог. Теперь скромным для него стало – не проигрывать больших сумм в казино за один раз, не напиваться при гостях и не иметь больше одной официальной любовницы. Впрочем, количество любовниц ограничивали и другие причины.

Таня не была официальной. Официальной была секретарша Выготцева на комбинате – Алена. А Таня была инкогнито... Даже Илона не знала об их связи. Да и какая связь? Так, от скуки.

Таня присела ему на колени, провела рукой по щеке.

– Этот фотограф... он такой странный. Такой резкий.

– Красивый?

– Красивый, наверное. Высокий, кудрявый, синеглазый... И еще ветер был.

Выготцев стал расстегивать ее блузку.

– Давай, помоги мне, – кивнул ей на ремень брюк.

– Чего вам помогать? Вы же не дорогу переходите...

– И то верно. Сам справлюсь.

Он расстегнул штаны.

– А почему вы в цирк не пошли? – спросила Таня.

– Тебя ждал.

Он положил ее на ковер на полу.

– Не холодно тебе тут будет?

– Нет, нормально.