Вопросы

– Ты понял, что сейчас сказал, Мизяев? Работая на меня и на сеть, ты не должен отделять себя от сети. Это не на заводе смену отстоять. Это не то, что пришел домой, руки вымыл и ящик смотришь!

– Да, такое не смоешь, – согласился Мизя мрачно.

Рига внезапно смазал ему по носу. Парень зажал лицо ладонями и согнулся, врезавшись спиной в стену.

– Здесь не обязательная призывная служба. Ты недоволен чем-то? Тебя кто-то затащил в сеть насильно? В твоем букваре не было написано, что наркотики – зло? Тебя кто-то обманул на счет сети? Нет! Вы все ищете легких денег, ищете сеть, а потом проклинаете ее. Это значит – плевать в тот же колодец, из которого пьешь. Ты не можешь принимать одно и отказываться от другого. Работая на сеть, ты не чище меня! Любой дилер на занюханной точке – не чище меня! Твои ботинки в той же крови, что и мои! Не надо здесь корчить ангелов! Хочешь быть ангелом – иди в сиротский приют подтирать задницы ублюдкам! Ты меня понял?  

Парень насилу выпрямился. Из носа текла кровь.

– Мы же их нашли, Рига…

– Кого?

– Тех, кто завалил Макса…

– Спасибо. За это спасибо. Но вы не для меня их нашли, а для сети – значит, и для себя тоже. Это понятно?

Юрик за все это время так и не поднял глаз.

– Ну, прости, – наконец, усмехнулся Рига. – Прости, Мизя. Я погорячился. Такие блядские выпады меня бесят. Но я тебе верю.

Он обнял парня и поцеловал в щеку. Мизяев увидел совсем рядом с собой его изумрудно-зеленые глаза и отвернулся.

– Ну, что, пойдем поговорим с вашими ребятами?

– Что-то ты разговорчивый сегодня, – кивнул Юрик.

И Рига снова подумал, что единственным профи среди всего этого сброда был Смол. Смол, который и начал этот передел. Эх, Смол… Как не хватает сейчас твоего холодного ума и беспристрастности! Руст подобрал бригаду из «хороших парней» – под стать себе. Инфантильные, романтичные бандиты – нет ничего хуже. И с этими людьми Риге придется воевать дальше.

12. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ОТКАЗЫВАЮТСЯ ОТ СВОЕЙ ЖИЗНИ?

Таня села в поезд в восемь вечера, а в полночь он прибыл на какую-то большую станцию, находящуюся намного севернее «Фортуны». Старушка, спящая на скамейке напротив, проснулась, как по команде, собрала свои сумки и кивнула Тане.

– Идем. Здесь нужно пересаживаться. Ты же на базар едешь?

– Да, – сказала Таня.

Она вышла на перрон и пошла за старушкой к другой электричке. Она не волновалась ни о чем… но теперь уже – по другой причине: боль вернулась. На каком-то полустанке боль догнала ее и снова вошла в тело. Таня поняла, что куда бы ни ехала, путь один. И от этого стало еще лучше и еще спокойнее.

Она будет ехать дальше… Еще раз пересядет. Потом еще раз. Будет смотреть в окно на февраль, а февраль – через окно на нее. И потом все кончится…

         Она села у окна и улыбнулась. Ноги, успевшие замерзнуть на перроне, стали согреваться. Вокруг сидели люди с сумками и говорили о ценах на сало и подсолнечное масло, о том, где подешевле купить и подороже продать. Таня слушала и улыбалась. Так прошло часа два или три, за окнами было еще темно, все, кто сумел найти подходящее положение для сна, спали, только бабушка напротив Тани все ерзала и переставляла свой скудный багаж. И вдруг уставилась на нее немигающим, испуганным взглядом. Таня тоже смотрела на старушку, пытаясь понять, что же привлекло ее внимание.   

– Девочка, – вдруг спросила та. – Куда ты едешь?

Таня улыбнулась. Бабушка продолжала пристально смотреть на нее, и ее взгляд наполнялся ужасом.

– Как ты себя чувствуешь, девочка?

– Хорошо, – кивнула Таня.

Та махнула рукой перед глазами, словно хотела отогнать наваждение.

– Показалось, значит. Недавно я сестру похоронила. Старше меня была, болела, долго мучилась. Дети к ней уже не ходили, одна я ухаживала до самого последнего дня. И когда она уже умирала, я тоже видела вот такое… вот это…

– Что? – спросила Таня.

Но та опять замотала головой, словно прогоняя призрак. 

– Что вы видели? – спросила Таня снова.

В тот самый миг Таня почувствовала, что ее ноги снова леденеют, а руки не слушаются. Взглянула на свои ладони и заметила, что ногти стали голубого цвета. Боль, как зима, проникла в тело и уже подступила к самому сердцу. 

– Вы видите смерть? – спросила Таня с улыбкой. – Не бойтесь, бабушка. Это моя смерть. Она идет за мной, едет за мной, и теперь уже меня не отпустит. Она нашла меня, наконец…

Таня взглянула за окно. И последнее, что увидела, была непроглядная тьма, нахлунывшая на нее снаружи.

Нельзя сказать, что боль была непереносимой. Скорее, это была невесомость. Неожиданная легкость и парение в темноте. Но сознание стало возвращаться.

Сначала Таня почувствовала, что с ее телом что-то происходит, что ее несут куда-то, опускают, поднимают и перекладывают. И снова наступила неподвижность.

Когда сознание вернулось во второй раз, она услышала чьи-то голоса. Женщина спросила: 

– Так там что, снова снег?

– Опять повалил, – ответил в темноте мужской голос. – Без УЗИ не обойдемся.

– Обойдемся, тут все ясно, – сказала женщина. – До Масленицы не растает.

– В мае ваша Масленица! – буркнул мужчина.

– В мае уже Пасха.