Вор

Потом на какое-то время они притихли, и Рани вздохнул спокойно, понадеявшись, что беспризорников в кои-то веки выловила городская стража или же они нашли занятие поинтереснее. Однако две с половиной недели назад один из посетителей, немолодой мастер-хасаи, как здесь называли членов гильдии убийц, привел с собой ученика. И в этом ученике Рани с ужасом признал своего старого друга.

Насколько я понял, трактир дядьки Гоша представлял собой некую нейтральную территорию, где можно было спокойно отдохнуть, обсудить дела и даже встретиться с представителями ночных гильдий. Разборки здесь традиционно не устраивали, все проблемы решали за воротами. И за соблюдением этого правила обе гильдии следили настолько жестко, что дядьке Гошу даже вышибалы были не нужны, и он держал их сугубо для проформы.

Регулярно появляющийся в трактире Ошши нервировал Рани настолько, что пацан даже опасался лишний раз выйти в зал, чтобы принести гостям выпивку или забрать грязные кружки. В присутствии наставника, само собой, Ошши вел себя тихо и открыто не цеплялся, но вот подставить подножку, больно ткнуть в бок локтем ему было вполне по силам. И Рани несколько раз бывал жестоко бит за то, что «случайно» опрокидывал на важных гостей переполненные тарелки.

Апогея же конфликт достиг после того, как однажды поутру, убирая обеденный зал, Рани нашел в углу черный шнурок с испорченным замочком. Однотонные шнурки носили только ученики: серые — малолетние воры, черные — будущие убийцы. Чем ниже ранг, тем проще и толще были у юных домушников и душегубов нитки. Чем этот ранг выше, тем, соответственно, сложнее и изящнее создавалось плетение. В случае облавы, внезапного налета стражи или еще какой-нибудь проблемы шнурок можно было снять, но это, само собой, не приветствовалось. Старые, уверенные в себе мастера вообще заменяли шнурки на татуировки, тем самым демонстрируя, что внимание стражи им до одного места. Тогда как для ученика потерять или забыть такую метку в трапезной означало навлечь на себя позор и дать понять наставнику, что юный вор или будущий убийца недостоин его внимания.

Найдя такой шнурок на полу, Рани, разумеется, просек, кто именно мог его оставить. Помимо Ошши, в последнее время учеников такого ранга мастера-хасаи в трактир не приводили. По сути и по понятиям, парню следовало немедленно сообщить о своей находке дядьке. Но, зная, чем может обернуться для Ошши беспечность, Рани, как следовало догадаться, промолчал. А когда тем же днем бывший приятель примчался с расспросами, неубедительно соврал, тем самым поставив под угрозу само понятие нейтральной территории, а также репутацию трактира и собственного дядьки, который за такие выкрутасы всыпал бы племяннику по первое число.

Ошши, цедя сквозь зубы проклятия, ушел. Тогда как Рани мысленно возликовал. И ладно, если бы он держал язык за зубами и, припрятав шнурок подальше, втихую смаковал свершившуюся месть. Однако, как я уже говорил, он был весьма недалеким парнишкой, поэтому тем же вечером, когда дядька отправил его с поручением в город, надел на руку чужой шнурок, закрепил ниткой и с самодовольным видом ушел, теша себя мыслью, что при необходимости сможет предъявить любому недоброжелателю чужую метку, и тогда его никто не тронет.

Ошши ждал его за углом, естественно, не поверив в неумелую ложь. И там же, в грязном тупике между домами, случилась короткая, но ожесточенная драка, в которой Рани, как и ожидалось, проиграл. А Ошши, вконец озверев от отчаянного сопротивления, схватил первый попавшийся камень и от души шарахнул парня по башке. После чего сорвал с его запястья шнурок, пару раз пнул в бок для острастки и ушел, нимало не заботясь, выживет пацан без медицинской помощи или нет.

И вот сейчас, отмывшись и кое-как отстирав рубаху в первой попавшейся луже, я стоял перед воротами того самого трактира и раз за разом перебирал в уме чужие воспоминания, как драгоценности, с которыми еще не скоро расстанусь.

О том, идти или не идти в трактир, прикидываясь малолетним племянником хозяина, я размышлял недолго: пожить человеком, хоть и в чужой шкуре, мне все-таки хотелось. Конечно, я мог бы дождаться другой матрицы. Скажем, снятой с более состоятельного человека, ради того, чтобы потом спать на мягкой перине, есть с серебра, поутру посиживать на золотом унитазе… но, во-первых, сколько придется ждать, пока обладатель роскошного сортира соизволит благополучно преставиться? Во-вторых, вселяться в тело богатого, но маразматичного старикашки я не хотел, а пообещать, что в ближайшее время в Гоаре помрет молодой красивый наследник какого-нибудь состоятельного рода, мне никто не мог. Наконец, в-третьих, жизнь в царских хоромах наверняка будет скучна и однообразна и быстро приестся такому предприимчивому парню, как я, тогда как здесь, в средоточии, так сказать, зла и порока, жизнь казалась гораздо более интересной.