Вор

– Ладно, ладно. – Я проскакал босиком по мокрым камням и отобрал у него свою обувку. Остальную одежду я без сожаления предам огню, но вот башмаки у меня особые. Сделаны по специальному заказу. Высокие, чуть выше щиколоток, укрепленные в подошве, но все равно необычайно гибкие. В них я мог неслышно двигаться по чужим домам. Я отнес их к Полю, потом стал искать сухое местечко, где встать и одеться. Штаны были из тяжелого хлопка и пузырились на лодыжках, упираясь в голенища. На поясе они пузырились еще сильнее, но там их хотя бы ремнем можно поддержать. Рубаха была тоже хлопковая. До чего же приятно, когда чистая одежда касается чистой кожи. Натягивая через голову тунику, я невольно улыбнулся. Темно-синяя, с коротким рукавом, она доходила мне до бедер и ни капельки не мешала двигать руками. Я проверил на всякий случай.

– Да благословят боги нашего волшебника! Он все продумал, верно? – сказал я Полю. Он что-то хмыкнул и подтолкнул меня к задней двери таверны.

Мы вошли в обеденный зал. Там уже ждали волшебник и оба Пустозвона. На столе стояли большие миски жаркого, но Поль не дал мне приступить к еде, он хотел сначала осмотреть мои руки. Волшебник бросил взгляд через плечо и отослал старшего Пустозвона к себе в комнату за аптечкой. В ней лежали чистые бинты и горшочки со снадобьями.

Поль снял со стены фонарь и поставил на стол. Хозяйка укоризненно поцокала языком, но все же принесла миску теплой воды, тряпки и побольше мыла. Пока я с сожалением косился на остывающий обед, Поль занялся моей правой рукой. Промыл ее мыльной водой, смазал лечебной мазью коросты на двух ссадинах над костяшками запястий. Потом осторожно наложил чистую белую повязку. Работа была такая аккуратная, что потрясла даже меня. Я ослабил бдительность, и он взялся за мою левую руку. Там была всего одна ссадина, но она тянулась через всю тыльную сторону ладони. Ее покрывала не короста, а участки содранной кожи вперемежку с пузырями. Без малейшего предупреждения Поль воткнул нож в один из пузырей и вскрыл.

Я завопил во все горло. Все подскочили, в том числе и Поль. К счастью, его нож был уже далеко от моей руки. Я стал вырываться изо всех сил, тогда он положил мне ладонь пониже локтя и сжал, словно в тисках. Я попытался правой рукой разогнуть его пальцы, но он даже не дрогнул. Пока я орал и дергал его за пальцы, старый солдат, не говоря ни слова, положил нож на стол и потянулся за аптечкой. Вытащил оттуда деревянный кляп, который запихивают человеку между зубами перед тем, как сделать что-нибудь ужасное, например отпилить ногу. Он выразительно поднес кляп к моему лицу и произнес:

– Хватит.

Я хотел было объяснить, что этой ссадине уже много недель. И все это время я, как умел, старался, чтобы наручники не цепляли ее, берег, холил и лелеял, делал все, чтобы она не болела, а он мог бы хоть предупредить, что воткнет в нее этот свой треклятый нож. Но, посмотрев на кляп в его ладони, я предпочел заткнуться. Удовлетворился хотя бы тем, что корчился и всхлипывал. Он деловито вскрывал каждый из воспаленных волдырей, прочищал раны, втирал целебную мазь. А когда наложил повязку, я хмыкнул, вытер нос, повернулся к столу и принялся за еду.

Пустозвон Старший бросил на меня насмешливый взгляд:

– А ты не слишком-то терпелив.

Я сказал ему, куда засунуть его собственный обед, и получил от Поля тычок локтем под ребра. Пережевывая первые несколько кусков мяса, я все еще дулся, но потом заметил, какое же оно вкусное. Уплетая за обе щеки, прислушивался к разговорам и уловил, что старшего Пустозвона зовут Амбиадес, а младшего Софос. Они не были в родстве друг с другом и оба состояли у волшебника в учениках. Я ел и ел, пока от усталости голова сама собой не рухнула на стол, и уснул с последним куском недожеванного мяса во рту.

Глава третья

Проснулся я утром в одной из верхних комнат таверны, лежа на полу. Отсюда, снизу, мне была видна паутина под соседней кроватью, прогнувшейся под могучим весом Поля. Он, должно быть, втащил меня наверх и уложил на коврик, а потом лег спать сам. Я с завистью окинул взглядом его кровать. Хорошо хоть, пол деревянный, а не каменный. Подо мной был коврик, а сверху наброшено одеяло.

Я осторожно приподнял руку и откинул волосы с лица. Обычно я отпускаю их чуть ниже плеч и собираю на затылке в короткую толстую косичку, но в тюрьме они успели сильно отрасти. К тому же за время под арестом я ухитрился потерять шнурок, стягивавший их, и с тех пор волосы сбились в колтуны и висели, закрывая лицо. Вчерашнее полоскание смыло часть грязи, но колтуны никуда не делись. Я хотел было попросить у Поля нож и срезать их совсем, но вовремя отринул эту мысль. Пол все равно не даст мне ножа, подстрижет сам, а это будет больно. Кроме того, мне нравились мои длинные волосы. Когда они были чистые и аккуратно завязаны сзади, это придавало мне, хотелось думать, аристократичный вид, что было весьма полезно. Иногда я прятал в густой косице необходимые мелочи.