— Капитан не только ногу поломал, он вчера еще и голос посадил, — произнес Велдон. — Но магия вампира его не брала. Наш врач потом сказал, что капитан не в себе от боли в ноге и хвори.
Инквизитор покачал головой.
— Все дело в роме, которым он залил себе все нутро и мозги, — продолжил инквизитор. — Однако Ирма все же околдовала.
— Каким образом?
— Укусила в шею, — ответил монах, — и капитан стал шелковым. С таким же бараньим взглядом, как у остальных. — Лик церковника ожесточился. — А я стоял и ничего не предпринимал. Спокойно наблюдал, как толика еще одной человеческой души испита вампиром.
— Не начинай, Велдон, — я устало вздохнул, — они враги тебе и твоим богам.
— Враги, — согласился монах и задумчиво посмотрел в сторону берега, — но они люди.
— Мы тоже люди, с которых они с преогромным удовольствием сдерут шкуру да бросят освежеванные тушки за борт. На корм рыбам.
Монах вздрогнул и отвел взгляд от берега.
— На сей раз ты прав. Истинно и абсолютно, — сказал он. — Союз с вампиром есть наша сила и одновременно слабость. Его нельзя оправдать, и души наши продолжают грехопадение.
— Прокляты наши души? — Я произнес фразу, которой монах часто оканчивает нравоучения.
Инквизитор кивнул.
— Лучше скажи, где они?
— Предвестник и вампир?
— Они самые. Кто ж еще?
— Бран играет в кости с матросами на нижней палубе, — ответил инквизитор, — а Ирма у себя.
— Я к ней.
— Постой! — Велдон схватил меня за рукав камзола. — Что будем делать, как прибудем в Ревентоль?
— Искать Алису и Лилит. — Я не понимал, почему монах спрашивает об этом. Мы давно условились, что найдем и освободим их.
— С этим ясно. Но найдем, и что дальше?
— Что-то в толк не возьму…
— Ты невыносим, Гард! — вспылил монах. — Они свободны от власти Низверженного, лишь когда ты рядом. Я помню, как изменились Алиса и Лилит, когда ты умер. Ты всегда будешь рядом с ними? Всегда?
— К чему ты клонишь?
Я облокотился о фальшборт, чтоб продолжить разговор. Хвала небесам! Черная магия вампира избавила нас от чужих ушей. Для команды «Благословенной на волнах» и пассажиров флейта наше существование проходит мимо. Нас не замечают, если не напомнить о себе. Про нас быстро забывают. Нас не видят и не слышат. Ирменгрет и Брана тоже нет рядом. Никто нас не подслушает.
Но если сам дьявол рядом? Незримый? Кровь и песок! Раз так, то пусть узнает! Я не могу вечно молчать! Томас Велдон — единственный, кто поймет меня, а я его. Мы можем говорить начистоту, и пусть только мир будет свидетелем наших бесед. Да еще боги, что схватились за этот мир, коль им нужна наша беседа. Здесь мы бессильны. Но нам нужно поговорить.
— Мы должны уничтожить Низверженного… — Велдон все ж заговорил шепотом. — А до тех пор ты не восстанешь против дьявола! Ты не станешь обманывать его и молить Бога Отца и Бога Сына о надежде на Спасение и Прощение.
— Святой отец, — я по-настоящему опешил. Забыл, что монах просил не вспоминать его сан, — ты ведаешь, что произносят твои уста? Тебя ли я слышу?
— Меня, Гард, — тихо зарычал инквизитор. — Ныне мне нет прощения и тебе тоже. Но ты должен понимать, что без могучей силы нам с Возвратившимся богом не справиться.
— Бог Отец и Бог Сын… — начал я, но мысль свою не закончил.
Велдон перебил меня.
— Они далеко, — с жаром шептал монах; прежде он был столь же истовым, когда говорил о вере, а сейчас святотатствовал, — но дьявол гораздо ближе. С его помощью мы одолеем Низверженного.
— Почему ты так думаешь?
— Орнор знал разных богов, а первородная тьма, рекомая ныне Люцифером, вечна в нашем мире.
— Не от веры ли отрекаешься, Велдон?
— Замолчи, безумец! Ни слова больше о моей вере! Она со мной навсегда! Мы будем молиться о Спасении и Прощении. Молись и ты, хоть сейчас! Забудь слова, что нельзя тебе молиться. Молись!
Велдон перевел дух. Он тяжело дышал и взмок, хотя на палубе прохладно. По левой скуле инквизитора бежала капля пота.
— Молись кому хочешь, Николас, и я… Я буду молиться и за тебя тоже. Но ты не отречешься от сделки с дьяволом. Ты будешь служить ему!
Взор монаха пронзил меня насквозь. Как в прежние дни, но в прошлом такой взгляд обвинял в неискренности, в слабости и непрочности моей веры. В сей миг Велдон толкал к совершенно иному.
— Служи ему, — едва слышно произнес Велдон, — а я буду рядом. Вместе с тобой.
— И вместе с сатаной…
— Да! — закричал монах.
Я оглянулся. Нас не услышали. Никто из моряков, которые были на палубе или на мачтах, не смотрел в нашу сторону. Но что с Велдоном? Он обхватил себя руками и согнулся в пополам. В горле монаха что-то забулькало. Естество, плоть инквизитора противилась исторгнутому языком. Сейчас его будет рвать!
— За борт! — Я схватил Велдона и помог свеситься к воде.
Однако монах оказался сильней бренной плоти. Он совладал с собой.
— Я в порядке, — сказал инквизитор.
Он выпрямился и посмотрел на меня мутным взором.
— Гард, — вновь зашептал монах; он, как безумец, то кричит, то переходит на шепот, в его левом глазу отражалось сумасшествие, — мы спасем мир, и в том спасение наших проклятых душ!
— Спасем? От чего?