Вор под кроватью

К тому времени я уже понял, куда клонит мой друг, поэтому откинулся на спинку стула и позволил ему пересказать мне во всех подробностях историю о содеянном Мейпсом отвратительном преступлении. Через какое-то время наши бокалы опустели, и официант, пожилой херувим с роскошными чёрными кудрями и небольшим пивным брюшком, незаметно забрал их со стола и заменил полными. Толпа посетителей редела, но Марти всё с тем же энтузиазмом продолжал вещать про свою Марисоль («Какое красивое имя, правда, Берни? По-испански оно означает „море и солнце“, mar у sol!.. Её мать — пуэрториканка, а отец — из какой-то прибалтийской страны со смешным названием, как там… Море и солнце… в этом она вся, моя девочка!»). По словам Марти выходило, что его Марисоль была необыкновенно талантлива, а также безумно красива «и к тому же невинна как дитя». «Глянула на меня своими глазищами, — уверял он, — так сердце прямо зашлось!» Он увидел её в показательном спектакле «Три сестры» по пьесе Чехова. Спектакль, мягко говоря, оставлял желать лучшего, но Марисоль настолько поразила Марти своей игрой, что он буквально раскалился добела от восторга, чего с ним не случалось уже много лет.

И конечно, после спектакля он рванул за кулисы и пригласил красотку Марисоль на обед, чтобы обсудить её будущую карьеру, а ещё через пару дней — в театр на премьеру спектакля, который она непременно должна была посмотреть, ну а остальное вы можете додумать сами. Ежемесячный чек на небольшую сумму, несущественную для финансового благополучия семьи Марти, для бедной девушки означал свободу от ненавистной работы официанткой, возможность посещать больше прослушиваний и заниматься развитием своего таланта. Ну а Марти стал захаживать (что в этом удивительного?) в её квартирку в Адской Кухне[3] в конце дня — «sinq a sept»,[4] как называют такие визиты утончённые французы, а иногда и пораньше, хотя и с той же целью, которую ньюйоркцы цинично именуют «дневной перепих».

— Вначале она снимала убогую каморку в Южном Бруклине, — с чувством говорил Марти. — Бедняжке приходилось по часу париться в метро, чтобы добраться до приличного района. Теперь-то она живёт в пяти минутах ходьбы от дюжины театров, так удобно!

Её новая квартирка также располагалась в пяти минутах езды от квартиры самого Марти и ещё ближе к его офису, так что, действительно, удобно было всем.

Марти совсем потерял голову, и девушка вроде бы отвечала ему взаимностью. В новой, шикарно обставленной спальне её студии на 46-й улице Марти показал ей кое-какие приёмчики, о которых более молодые любовники Марисоль понятия не имели, и с удовлетворением констатировал, что произвёл на свою даму неизгладимое впечатление. Тупая сила и энергия молодости не шли ни в какое сравнение с изощрённым искусством искушённого в любовных делах маэстро.

Да, время, проведённое ими вместе за прикрытыми жалюзи, можно было сравнить разве что с пребыванием в райском саду, единственное, чего не хватало, — так это Змия, но и он не преминул явиться, не заставив себя ждать. Кто это был? Не кто иной, как признанный Говноед Крэндел Мейпс. Не буду утомлять вас деталями, сам Марти чуть не уморил меня ими насмерть, скажу только, что вскоре заплаканная Марисоль бросилась на шею потрясённому Марти и, захлёбываясь слезами, призналась, что не сможет больше встречаться с ним. Она благодарила Марти за всё, что он для неё сделал, а главное, за то, что он подарил ей себя, но при этом твердила, что отдала своё сердце другому, с которым она надеется провести остаток дней и, желательно, всю вечность после смерти.

Как выяснил убитый горем Марти, счастливчиком, укравшим сердце Марисоль, был вышеупомянутый Говноед.

— Маленькая дурочка уверена, что он бросит ради неё семью и женится на ней. — Марти воздел руки к небу. — Да у него каждые полгода новая девчонка, Берни, вот что обидно! Может быть, одна или две протянули по году, но никак не больше. И все эти старлетки свято верили, что он оставит жену и рухнет к их ногам. Конечно, рано или поздно он действительно оставит свою жену, но совсем иным способом — богатой вдовой, Берни, и произойдёт это очень скоро, если подлец не перестанет трахаться как кролик! Он же помрёт от сердечного приступа, если будет продолжать в том же духе! Впрочем, я очень надеюсь, что сама природа разделается с ним за меня.

Марти немного злился, но я не виню его — Мейпс не был каким-то безликим злодеем. Марти знал его, и знал достаточно хорошо. Они встречались в театре и на прослушиваниях юных дарований, и даже как-то раз Марти с Эдной ездили к Мейпсу в гости, в его особняк в районе Ривердейл. Мейпсы тогда устраивали приём по случаю сбора пожертвований в помощь «Театру чудаков» Эверетта Куинтона, их как раз выселили из обжитого здания на Шеридан-сквер.