Дюжина, если не больше, и один из них был двоюродным братом Мисфы. Они тянули в пещеру руки длиной с целого вола и пытались просунуть головы величиной со свинью. Гальва бросилась сражаться с ними, но Мирейя остановила ее. Я этому только обрадовался. Мы едва одолели троих, да и то лишь с помощью мощного заклинания Фульвира. Мисфа неуверенно поднялась на ноги и подошла к входу в пещеру, слишком узкому и для нее, и для сородичей. Она взяла за руку двоюродного брата, и он рассказал ей, какая она сильная и как хорошо шла война, но теперь приближается войско маленьких людей.
– Это спантийцы или холтийцы, – решил я. – То войско, которое мы повстречали в Средиморье. Но какие демоны смогут вывести нас отсюда? Нам придется драться с великанами?
– Разумеется, нет, – сказала Мертвоножка. – Они передавят нас, словно репу. Я могу использовать еще одно сильное заклинание, но потом буду спать целую неделю. Если великаны не убьют нас, кто-то должен вывести их соплеменницу из пещеры. А для начала, Кинч, ты выпустишь из нее лошадь.
– Что? Спящую татуировку? Я не умею.
– Придется научиться. Твое будущее – не воровать, а создавать, дружок.
Мы предложили Мисфе сделку, и она согласилась.
Мертвоножка провела меня через все заклинание, высвобождающее спящую татуировку. Это была самая сильная магия, с какой мне доводилось иметь дело, сильнее всего, о чем я мечтал. Не представляю, что именно я делал, но в конце концов лошадиное копыто вырвалось из кожи великанши. Следом появились голова и грива, испуганные глаза. И вот уже животное целиком вылезло наружу и застучало копытами по полу пещеры.
Всё в крови великанши, как будто оно родилось из ее чрева.
Жеребец.
Молодой, сильный жеребец.
Ничего похожего мир людей не видел уже двадцать лет. Мор погубил всех самцов и бо́льшую часть самок, а теперь даже те, кто выжил, состарились и умерли. Этот прекрасный гнедой, пахнущий потом теплый жеребец, этот мощный травоядный упрямец, не знавший седла скакун, был настоящим чудом.
Услышав топот копыт по камню, Гальва вздрогнула, а когда по пещере пронеслось ржание, она, возможно, разрыдалась бы и упала на колени в благодарном удивлении, но у нее была идея получше. Она подошла к жеребцу и протянула ему яблоко. Проживи я хоть тысячу лет, мало что из увиденного мною сравнилось бы с этим мгновением, когда спантийка угощала яблоком последнего, или первого, или единственного жеребца на свете. Даже великаны снаружи пещеры затихли, лежа на животе и завороженно наблюдая за нами сквозь узкую щель входа.
Потом пришла наша очередь выполнить обещанное.
Мертвоножка была особенно сильна в магии камня. Потому ее каменные и земляные слуги и действовали так хорошо, потому она и смогла погрузить в землю перевернутую вверх тормашками башню. Она попросила камни пещеры немного раздвинуться, если их не затруднит. Пещера затряслась, нас так осыпало щебнем и пылью, что мы побелели.
– Фотаннон, она точно не обрушится на нас?
– Может, и обрушится, – безразличным тоном ответила Мертвоножка.
Но этого не произошло.
Только вход в пещеру расширился втрое, и теперь там без труда проехали бы верхом две всадницы, а великанша могла поднырнуть под него.
Мы вышли из пещеры, покрытые пылью, словно процессия призраков. Великаны оказались вполне достойным народом, по крайней мере это племя. Когда Мисфа приковыляла в их объятия, громогласный смех ее сородичей мало чем отличался от человеческого. Они посторонились, пропуская Мертвоножку и Мирейю, ехавших верхом на жеребце, которого королева нарекла именем Эскалер, что по-галардийски означало «молния». Не знаю, как глубока была их благодарность за возвращение соплеменницы, насколько ценили они собственное слово, пришлось ли великанам по нраву то доверие, с которым мы вышли к ним, и сильно ли они боялись Мертвоножки, заставившей гору раскрыться. На самом деле ведьма не должна была их тревожить. Оставшегося у нее топлива для заклинаний едва хватило бы, чтобы запустить камнем в полевую мышь. Во всяком случае, пока она не выспится, не поест и не примет ванну.
Полусонная, она привалилась к спине Мирейи.
– Куда вы теперь? – спросил я.
– Искать спантийское войско, – заплетающимся от усталости языком ответила она по-гальтски. – Посмотрим, любят ли они королеву так же сильно, как ее вероломного дядю Калита.
– Рискованная затея, – сказал я. – Что помешает им выхватить яйцерезы и изрубить друг друга в куски? Или зарезать ее спящую.
Усталые глаза Мертвоножки побродили из стороны в сторону, прежде чем сосредоточились на мне.
– У тебя есть предложение получше?
– Не сказал бы.
В этом, по крайней мере, был хоть какой-то смысл. Мирейя казалась настоящей королевой, она была королевой, правила страной и долгое время оберегала короля от полчища самых опасных негодяев во всем мире людей, пытавшихся убить их обоих. К тому же спантийцы без ума от лошадей. Если Мирейя не сможет очаровать спонтийское войско и добиться от него преданности, представ перед ним верхом на единственном в мире жеребце, то не добьется этого уже никогда.