Вор с палитрой Мондриана

Она выложила на прилавок десятку и три бумажки по доллару. Я уложил ее книгу в бумажный пакет, заклеил липкой лентой и дал ей цент сдачи. Она взяла монету, и тут наши пальцы случайно соприкоснулись, и между нами пробежало нечто вроде электрического разряда. Нет, ничего сверхъестественного по силе или напряжению, ничего такого, что бы могло свалить с ног, но что-то все же определенно проскользнуло, и она склонила головку набок, и на секунду глаза наши встретились. Автор какого-нибудь романа времен Регентства не преминул бы написать, что между нами протянулась тонкая ниточка молчаливого взаимопонимания, но все это сущая ерунда. Ничего такого не протянулось — просто я протянул ей пакет, а она взяла.

Тем временем второй мой посетитель рассматривал обтянутый кожей труд Мэтью Джиллагана, доктора юриспруденции, под названием «Катограмматика versus [1]Синкограмматика», а может, наоборот?.. Книга эта досталась мне в наследство вместе с лавкой от старика Литзауера, прежнего ее владельца, и, если б я не протирал время от времени пыль на стеллажах, так бы ни разу и не попалась на глаза. Ладно, если этот парень твердо вознамерился что-то спереть, подумал я, пусть берет эту книжку.

Однако он вернул Джиллагана на полку — как раз в тот момент, когда Мэри Кэролайн Дэвис покинула лавку в сопровождении моей маленькой скромницы. Я провожал ее глазами, пока она не переступила порога — на ней был костюм и берет цвета сливы или клюквы, черт знает, как они его там называют в каталогах в этом году, но, во всяком случае, он очень ей шел. А затем я увидел, как второй покупатель подошел к прилавку и опустил на него руку.

Выражение лица, насколько позволяла судить борода, было довольно сдержанное. Он спросил, покупаю ли я книги, и голос при этом звучал как-то заржавленно-хрипло, словно он не так уж часто им пользовался.

Я ответил, что да, покупаю, но только те книги, которые потом наверняка могу продать. Тогда он поставил свой атташе-кейс на прилавок, щелкнул замочками, открыл, и я увидел в нем большой том. Он вытащил его и показал мне. Называлась книга «Lepidopterae», [2]автором был некий Франсуа Душардек, предметом описания являлись бабочки и моли Древнего мира, причем описывались они досконально (насколько я мог судить с первого взгляда) и по-французски. Издание было великолепно иллюстрировано цветными рисунками.

— Правда, фронтисписа не хватает, — заметил он, листая книгу, — но остальные пятьдесят три разворота с цветными иллюстрациями сохранились.

Я кивнул, не сводя глаз со страницы, где изображались вилохвостые бабочки. Еще ребенком я охотился на этих созданий с самодельным сачком, затем умерщвлял их в банке с формалином, потом расправлял крылышки, прокалывал тельце булавкой и помещал в пустую коробку из-под сигар. Очевидно, подобный исследовательский интерес был продиктован вполне определенными причинами, но мне они были неведомы, и даже задумываться о них не хотелось.

— В обычном магазине ее просто раздерут на картинки, — сказал он, — но книга такая красивая и в таком хорошем состоянии, что я подумал, надо бы показать ее букинисту.

Я снова кивнул и залюбовался на этот раз молями. Одна называлась секропия. Секропия и луна — единственное название молей, которые я знал. Что ж, настала пора познакомиться и с другими.

Я закрыл книгу и спросил, сколько он за нее хочет.

— Сто долларов, — ответил он. — Меньше чем по два доллара за цветной разворот. В простом магазине мне бы дали по пять-десять за разворот, ну а потом расклеили бы по стенкам, для украшения.

— Возможно, — сказал я.

Провел по переплету, затем — по верхнему краю титульного листа, где в треугольнике были вытиснены слова: «Нью-йоркская публичная библиотека». Снова перелистал книгу в поисках штампа «Изъята из обращения». Ведь библиотеки время от времени избавляются от ряда книг, как музеи от некоторых не слишком ценных экспонатов, однако «Lepidopterae» Душардека явно не заслуживали подобного обращения.

— Штрафы за задержку книг имеют тенденцию к росту, — с сочувствием заметил я. — Хотя иногда в библиотеках объявляется нечто вроде амнистии для закоренелых должников, когда вы можете сдать просроченную книгу без штрафа. Это выглядит не слишком справедливо по отношению к тем, кто уже успел заплатить без всяких протестов и споров, тем не менее, как мне кажется, помогает вернуть книги в обращение. А ведь это самое главное, верно? — Я снова закрыл книгу и бережно уложил ее в атташе-кейс. — Я библиотечных книг не покупаю.

— Кто-нибудь да купит.

— Не сомневаюсь.

— Знаю одного торговца. У него есть штамп «Изъято из обращения».

— А я знаю одного плотника, так он умудряется завинчивать гайки молотком, — сказал я. — У каждого свои профессиональные хитрости.