Вор с палитрой Мондриана

— А у меня прямо вся шерсть встает дыбом, когда я вижу, как люди всерьез относятся ко всей остальной этой мутоте. А что, если вы, к примеру, прочтете в какой-нибудь газетенке, как некий тип взял вдруг ножик или там бутылку с соляной кислотой и набросился на какую-нибудь знаменитую картину? Вы наверняка скажете то же, что говорят остальные: «Ну как же можно делать такие ужасные вещи? Нет, он наверняка сумасшедший!» Но человек, способный на такой поступок — это всегда художник, а в газетах его иногда называют «самобытным» художником. Нет, я хочу сказать, это он называет себя художником, но вы-то знаете, и я знаю, что у бедняги вместо мозгов дерьмо. Еще раз прошу прощения, мадам.

— Ничего.

— И вот что еще скажу вам, — добавил он, — и уж потом оставлю вас, таких милых людей, в покое. Это вовсе не признак безумия, а напротив — самого что ни на есть здравого смысла, разрушать плохое искусство, когда его возводят в ранг национального достояния. Я даже больше скажу: разрушение плохого искусства — это уже само по себе искусство. Бакунин говорил, что тяга к разрушению — это уже акт творчества. Порубать и порезать к чертовой бабушке все эти полотна!.. — Тут он глубоко вздохнул, переводя дух. — Нет, я не разрушитель. Просто болтаю. Я художник. Я пишу свои картины и живу своей жизнью. Заметил, какой интерес вы проявили к моей любимой картине, вот и разболтался. Вы уж меня простите.

— Вы ни в чем не провинились, — сказала Кэролайн.

— Вы добрые люди, благородные люди. И если моя болтовня заставила вас задуматься хоть о чем-то, что ж, тогда можно считать, день прошел не напрасно. Ни для вас, ни для меня.

Глава 6

— Вот тебе и ответ, — сказала Кэролайн. — Мы уничтожим эту картину. Тогда просто нечего будет красть, и они отстанут.

— И уничтожат кота.

— Не смей даже говорить этого!.. Ну что, идем отсюда?

— Хорошая мысль.

На выходе, на ступеньках, ведущих во владения Хьюлетта, расположилась парочка — молодой человек, весь в коже, и девица в хлопковом балахоне. Они курили сигарету с травкой, передавая ее друг другу. Двое охранников в штатском, дежуривших у двери, игнорировали этот факт, возможно, потому, что молодым людям уже перевалило за шестнадцать. Проходя мимо парочки, Кэролайн сморщила носик.

— Гадость, — заметила она. — Ну неужели нельзя просто напиться, как это делают все нормальные цивилизованные люди?

— Может, подойдешь и спросишь?

— Ага. И в ответ услышу: «Балдею, телка, вау!» Вот и все, что они умеют говорить. Куда мы направляемся?

— К тебе.

— О'кей. Есть какие-то особые причины?

— Некто выкрал кота из запертой квартиры, — сказал я. — Хотелось бы понять, каким образом им это удалось.

Мы немного прошлись пешком, потом сели на метро, доехали до центра и там от Шеридан-Сквер дошли до дома Кэролайн на Арбор-Корт, одной из столь типичных для Виллидж извилистых улочек, которые столь резко сворачивают вдруг под острым углом, что порой просто исчезают из вида. Большинство людей сроду бы не нашли ее, но начать с того, что у большинства людей вовсе нет причин ее искать. Мы шли, а на улице стоял тихий и серый сентябрьский денек, и меня так и подмывало броситься домой и переобуться в кроссовки. Я сказал, что день для пробежки выдался чудеснейший, на что она ответила, что для нее таких вещей просто не существует.

Наконец мы добрались до ее дома, и я первым делом обследовал дверь в подъезд. Замок на ней выглядел слишком сложным. В любом случае это не проблема, попасть через входную дверь в неохраняемое здание. Просто звонишь подряд всем жильцам, пока, наконец, один из них не окажется достаточно неосторожным и не впустит тебя. Или же можно поболтаться снаружи и, увидев, как кто-то входит или выходит, как бы случайно оказаться у двери. Редко кто из жильцов откажет тебе в такой любезности, особенно если будешь держаться правильно — с эдаким небрежно-самоуверенным видом.

Впрочем, делать этого мне не пришлось, поскольку у Кэролайн имелся ключ. И мы вошли и, пройдя по коридору, оказались у двери в ее квартиру, расположенную на первом этаже в задней части здания. Я присел на корточки и обследовал замочные скважины.

— Если увидишь, что оттуда на тебя смотрит чей-то глаз, — сказала Кэролайн, — молчи, знать об этом не желаю. А что ты, собственно, тут высматриваешь?

— Следы того, что взламывали замки… Нет, никаких свежих царапин не видно. Спички у тебя есть?

— Я не курю. И ты тоже. И сам прекрасно это знаешь.

— Мне нужно больше света. А фонарик я оставил дома. — Я поднялся на ноги. — Дай-ка сюда ключи.

Я отпер все замки и, когда мы оказались внутри, внимательно осмотрел их все, особенно «Фокс». Пока я занимался этим, Кэролайн бродила по квартире и звала Юби. И в голосе ее уже звучали панические нотки, когда наконец кот явился, привлеченный урчанием электрооткрывалки для консервов.

— О, Юби! — воскликнула она и, подхватив его на руки, уселась в кресло. — Бедняжка мой, маленький! Скучаешь по своему дружку, да?