Вор с палитрой Мондриана

Когда я подошел к лавке, там надрывался телефон, но не успел я снять трубку, как он замолчал. Мне казалось, что, уходя, я просто захлопнул дверь, и она защелкнулась на автоматический замок, однако, по всей видимости, я все же повернул ключ на пару оборотов, и теперь мне пришлось немного повозиться с замком, что заняло какое-то время. Так что звонивший потерял терпение и повесил трубку прежде, чем я успел подойти к телефону. Я произнес слова, которые люди обычно произносят в подобных случаях, смысл их сводился к маловероятным комментариям относительно происхождения, сексуальной ориентации и особенностей питания (кого, спросите вы? Да никого в частности, так, вообще), а потом я вдруг увидел на полу доллар, наклонился и поднял его. Рядом лежала бумажка, а на ней карандашом было нацарапано, что это плата за три книжки с уличного столика.

Такое иногда случается. До сей поры ни один из подобных анонимных покупателей не был настолько честен, чтобы прибавить к этой сумме торговую наценку, и, если так пойдет и дальше, я, к стыду своему, окажусь невольным соучастником преступления. Я сунул доллар в карман и занял свое место за прилавком.

Телефон зазвонил снова. Я снял трубку и сказал:

— «Барнегат букс», доброе утро.

В ответ мужской голос, грубый и незнакомый, произнес:

— Мне нужна картина.

— Это книжный магазин, — сказал я.

— Не валяйте дурака. Мондриан у вас. И мне необходимо его забрать. Я хорошо заплачу.

— Не сомневаюсь, — ответил я. — Потому как, судя по голосу, человек вы кристально честный. Тем не менее, вас, по всей видимости, ввели в заблуждение, потому как предмета, о котором идет речь, у меня нет.

— Делайте что хотите, но окажите мне одну любезность: не продавайте ее никому, не предложив прежде мне.

— Весьма разумное предложение, — сказал я. — Но проблема в том, что я не знаю, как с вами связаться. Мне даже неизвестно, кто вы.

— Зато мне известно, кто вы, — ответил он. — И я знаю, где и как вас найти.

Это что, следовало понимать как угрозу? Я как раз размышлял над этим, когда в трубке раздался щелчок, и он отключился. Я опустил ее на рычаг и стал анализировать нашу беседу, пытаясь отыскать ключ и установить личность звонившего. Но даже если этот ключ и имелся, нащупать его никак не удавалось. По всей видимости, я впал при этом в некоторую рассеянность и не услышал, как отворилась дверь. А когда поднял глаза от прилавка, увидел, что к нему подходит женщина.

Хрупкая, похожая на птичку, с большими карими глазами и коротко подстриженными каштановыми волосами, и я сразу же узнал ее, только никак не мог вспомнить, где и когда видел. В одной руке она держала книгу, большой альбом по искусству, другую опустила на прилавок и сказала:

— Мистер Роденбарр?.. «Эвклиду одному доступно было узреть создание небесной красоты…»

— «Мисс Смит из Третьего Орегонского», — сказал я. — Но вы цитируете вовсе не Мэри Кэролайн Дэвис.

— Конечно нет. Это Эдна Винсент Миллей. И знаете, эти строки пришли мне на ум, когда я увидела вот это…

Она положила книгу на прилавок. Это было обзорное издание, посвященное современному изобразительному искусству и охватывающее период от импрессионистов до полной анархии наших дней. Открыта она была на цветной иллюстрации, изображающей абстрактное полотно с геометрическим рисунком. Черные вертикальные и горизонтальные линии делили белое полотно на квадраты и прямоугольники, несколько из них были окрашены в цвета основного спектра.

— Абсолютная, обнаженная красота чистой геометрии, — сказала она. — Или же чистая красота абсолютной геометрии, можно и так. Прямые углы, цвета основного спектра.

— Мондриан?

— Пит Мондриан. А что вы вообще знаете об этом человеке и его работах, мистер Роденбарр?

— Знаю, что он был выходцем из Голландии.

— Правильно, действительно, был. Родился в 1872 году в Амерсфорте. Начинал, если вы помните, как пейзажист, рисовал вполне натуралистические пейзажи. Затем нашел свой собственный стиль и все время совершенствовал его. Являлся одним из основоположников абстрактной живописи. Году в 1917-м, объединившись с Тео ван Дасбургом, Бартом ван дер Леком и еще несколькими художниками, основал движение под названием «Де Штиль».[24] Мондриан свято верил, что прямой угол — есть суть и основа всего изображаемого, что вертикальные и горизонтальные линии, пересекаясь, делят пространство таким образом, что на основе этого можно сделать очень важные философские выводы.

И она продолжила в том же духе. Прочитала мне целую лекцию стоимостью в четыре доллара, причем с тем же жаром, с каким пару дней тому назад декламировала стихи о несчастной Смит.

— Первая выставка Пита Мондриана состоялась в Америке в 1926 году, — сказала она. — Четырнадцать лет спустя он сюда переедет. А в 1939 году Мондриан переселился в Британию, спасаясь от войны. Потом, когда люфтваффе начало бомбить Лондон, он приехал в Штаты, в Нью-Йорк. Этот город, знаете ли заворожил его. Эта четкая сеть улиц, пересекающихся под прямыми углами, это бесконечное движение. Здесь начался новый период в его творчестве, «буги-вуги». Вы удивлены?